Виктор Дубчек - Красный падаван-2 - Наш человек на небе

- шным мыслям. — Только мне вода нужна... где? вот? ага, спасибо, бабушка... Щас я быстро покажу, тут всё очень просто. А то у нас на опушке там... кони, кони мёрзнут.

— Но «кони» завелись влёт: не зря прикомандированные инженеры «Уралвагонзавода», — вместе с техниками «Палача», конечно, — колдовали над стартёрами. Или не стартёрами, а магнето... в общем, хитрая там система, в этих «скороходах».

Коля любовно огладил крышку грузового отсека, прижал палец к датчику замка. Выпуклая пластина тихонько зажужжала и отъехала в сторону. Коля достал маску, привычно уже оттянул ремешок — в такую стужу летать на «скороходе» без защиты нечего было и думать.

Длинная, стремительно вытянутая машина была способна держать триста километров в час, а на форсаже — и до пятисот. Никто из землян на таких скоростях летать не рисковал — а десантники товарища лорда Вейдера хоть и хвастались, но Коля подозревал, что малость привирают, потому что ничего подобного не видел. Всё-таки в лесу особо не разгонишься, несмотря на все их хитрые штурманские системы.

Сам он тоже... две, две с полтиной сотни километров в час — разумный предел. Если, конечно, не приходилось улепётывать от немецких самолётов — вдали от крепости авиация противника чувствовала себя ещё довольно уверенно. А в обычных операциях быстрее было просто незачем: дороги не нужны, топлива хватает на сутки, крейсерского хода — за глаза. И с ощущениями тоже всё в порядке: «скороходы»-спидеры, хоть по сути и являлись летательными аппаратами, но летали низко, прямо скажем — не летали, а парили почти над самой землёй. На такой высоте скорость чувствовалась совсем по-другому, чем в каком-нибудь там самолёте. Всем организмом она чувствовалась.

Особенно когда приходилось перепрыгивать ручейки, поваленные деревья или небольшие пригорки...

Половинкин пригибался в седле, подкручивал «газ», отжимал длинные ножные педали. Машина чуть клевала носом, — так, что на мгновение казалось, будто вот-вот врежется в землю, — и тут же взмывала вверх, мало не на два десятка метров. За спиной сочно надсаживался мотор... ну, не совсем за спиной... в общем, сзади; рычаги управления рвались из рук; корпус дрожал — и Коля вздрагивал вместе со своим «конём», сладко предвкушая неизбежное следствие взлёта — падение.

Не то костоломное, убийственное падение с обломившейся ветки, смиренство пред которым вечно живёт в каждом нормальном человеке — товарищ Сифоров рассказывал, что этот страх достался нам в наследство от далёких предков-обезьян.

И уж тем более не то падение, о котором слезливо разглагольствовал на суде проклятый троцкист Ягода: Советской власти нечего было держать в тайне — процессы шли открыто, материалы дела публиковались в широкой печати тогда же, в 38 году. Половинкин читал их ещё в училище и глубоко возмущался предательством бывшего наркома. Столько людей погубил — уму непостижимо! Как же он там врал-то?.. «Моё падение началось тогда, когда Рыков предложил мне скрывать от партии свои правые взгляды. Был один Ягода — член партии, и стал другой Ягода — изменник Родины, заговорщик». Нет, подумал Коля, с омерзением отбрасывая от себя липкую, фальшивую исповедальность вражеских слов. Диалектически рассуждая — ведь всё в мире связано. Разве возможно такое: «был один человек — стал другой»? Как во сне? И кто он — этот «другой человек», чёрный, страшный, чужой? Как можно стать не собой?.. Умереть? уснуть?.. Уснуть и видеть сны...

- Половинкин! Хватит спать.

- Есть хватит спать, — мгновенно стряхивая задумчивость, вскинулся Коля. Пререкаться с товарищем Мясниковым было бы, конечно, глупо.

- Старушку свою окучил? — спросил товарищ Мясников, придирчиво осматривая утлегари Колиного «скорохода».

- Так точно,

- отрапортовал Половинкин.

- Анна Павловна Ширяева, пятьдесят пять лет, колхозница, вдова, один сын в Красной Армии, второй... второй пропал без...

- У нас второй, — усмехнулся майор, — в Туровском лагере. И с довольным видом похлопал себя по командирской сумке, как будто этот самый лагерь целиком располагался внутри.

Конечно, подумал Коля, у него же планшет.

Вот ты ему скажешь: «конечно, у Вас же планшет!..» — а он обязательно ответит: «а у тебя зато голова, головой работай — и никакого планшета не надо».

- Планшета не надо, а к выходу готовиться надо, — сказал Мясников, влёт читая выражение лица подчинённого.

И ведь прав будет.

То есть уже прав.

- Есть готовиться, — сказал Половинкин. — Я, может, сбегаю по-быстрому, порадую?..