Джером Биксби - Врата времени

Но если Красвелл когда-нибудь это прочтет, пусть знает: упустил он свое призвание! Ему бы музыкантом стать — с такими-то способностями к оркестровке! Если бы он мог сочинять подобное не в подсознании, а в реальности — быть бы ему великим композитором!

А может, и нет: его музыка действовала именно так, как он говорил. Коварный ритм и безумные мелодии завертелись в моей голове — я уже чувствовал, как в этом вихре начинаю терять разум.

Вообразите «Recondita Armonia» Пуччини в оркестровке Стравинского [23] Стравинский И.Ф. (1882—1971) — русский композитор и дирижер. С 1939 г. жил в США. и аранжировке Онеггера [24] Онеггер Артюр (1892—1955) — французский композитор. , исполненную сразу сотней симфонических оркестров в самой большой студии Голливуда, — это будет немножко похоже.

Но я уже был сыт по горло. Говорил я вам, что музыка — мое хобби? Так вот: единственный инструмент, на котором я играю, — это губная гармошка. Неплохо, кстати, играю. А если меня пустить к микрофону — так даже очень громко.

Микрофон — и побольше усилителей! Я выхватил из кармана гармошку, набрал полную грудь воздуха и завел свою коронную «Тигровую шкуру».

Оглушительная волна развеселого джаза с присвистом и тигриным рычанием вырвалась из динамиков, которыми я обвешал весь зал, и начисто забила музыку Красвелла.

Но даже сквозь эту какофонию я различил его возмущенный крик: он явно не разделял моих пристрастий. Джаз ему пришелся не по нутру.

Его музыкальная машина закачалась, многоногие органисты панически забегали, съеживаясь на ходу, превращаясь в простых жуков; исходившее от машины сияние, озарявшее зал неземными отсветами, перешло в тусклый полумрак; и вот все сооружение, словно не выдержав напора бушующих в зале музыкальных волн, распалось и растеклось звуковыми водоворотами.

Красвелл опять что-то выкрикнул — и вдруг вся сцена сменилась. Должно быть, он, то ли пытаясь избавиться от несносного джаза, то ли бессознательно надеясь сбить меня с толку, пропустил несколько глав в своем повествовании, и мы попали в другой кусок сюжета.

Я ли вызвал у него комплекс неполноценности, или он второпях забыл, какой рост сочинил себе поначалу, — только теперь в нем было не больше пяти с половиной футов. Мы с ним почти сравнялись.

И голос у него был такой, что я чуть снова не предложил ему промочить горло.

— Я... я оставил тебя в Зале Безумия. Твое волшебство сокрушило Залу, но ты был погребен под обломками. Я думал, ты... погиб!

— Значит, он меня не просто хотел сбить с толку. Думал от меня избавиться, вычеркнуть из своего романа!

Я покачал головой и сказал с укором:

— Не принимай желаемое за действительное, старик! Не можешь ты меня вычеркнуть. Я же не твой персонаж — как до тебя еще не дошло? Если хочешь от меня отделаться — просыпайся!

— Опять ты говоришь загадками, — протянул он неуверенно. Но стены вокруг нас не дрогнули.

До этих стен было далеко — мы вновь стояли в громадном и очень высоком зале. Освещение и здесь было на редкость замысловатое: множество цветных лучей, возникающих неизвестно откуда, встречались в дальнем конце зала и сливались в белое пятно, зависшее над чем-то вроде трона.

Красвелл явно был одержим гигантизмом: то ли он изучал величайшие готические соборы Европы, то ли просто его детство прошло преимущественно на нью-йоркском Центральном вокзале. До трона было не меньше полумили пустого пространства — гладкого и блестящего пола. Мы не двигались, но, взглянув на стены, я догадался, что сам пол, словно гигантский транспортер, плавно несет нас вперед.

Это медленное безостановочное движение впечатляло. Я заметил, что Красвелл искоса поглядывает на меня: уж очень ему хотелось произвести впечатление. Я в ответ слегка ускорил ход механизма — он сделал вид, что ничего не заметил.

— Мы приближаемся, — торжественно возгласил он, — к Трону Змея, хранимому его нечестивой ученицей — чародейкой Гарор, против которой понадобятся нам все твои странные силы, Нельпар, ибо пребывает она неуязвимой под незримым щитом могущественных заклинаний.

И должен ты разбить этот щит, дабы мог я сразиться с ней Мечом. Без нее Змей, господин ее и самозваный властитель этого мира, утратит всю силу свою и падет бездыханный...

Пол под нами вдруг вздрогнул и остановился. Мы были у подножия широченной лестницы, ведущей к трону — массивной платформе из чистого золота, на которой под ярким кругом света грелся Змей.