Майкл Шейбон: Союз еврейских полисменов

За те девять месяцев, что Ландсман прокантовался в гостинице «Заменгоф», никого из постояльцев не угораздило стать жертвой убийства. А теперь кто-то вышиб мозги аиду из номера 208, именовавшему себя Эмануэлем Ласкером [1] …аиду… именовавшему себя Эмануэлем Ласкером. – Эмануэль Ласкер (1868–1941) – немецкий шахматист, второй чемпион мира (1894–1921), доктор философии и математики. Крупнейшие успехи Ласкера: победы в матчах на мировое первенство над В. Стейницем (1894, 1896–1897), Ф. Маршаллом (1907), З. Таррашем (1908), Д. М. Яновским (1909 и 1910), а также на турнирах в Нью-Йорке (1893, 1924), Петербурге (1895–1896, 1909, 1914), Нюрнберге (1896), Лондоне (1899), Париже (1900), Моравска-Остраве (1923). В 1934–1936 гг. жил в СССР, эмигрировав из фашистской Германии, и выступал как представитель СССР на международных турнирах. – здесь и далее примечания переводчика Елены Калявиной. .

– Он трубку не брал, он дверь не открыл, – оправдывается ночной администратор Тененбойм, поднявший Ландсмана с постели. (Ландсман занимает номер 505 с видом на неоновую вывеску гостиницы по ту сторону улицы Макса Нордау [2] Макс Нордау (Симха Меер (Симон Максимилиан) Зюдфельд; 1849–1923) – врач, писатель, политик и соучредитель Всемирной сионистской организации. . Это словечко «Блэкпул» частенько является Ландсману в ночных кошмарах [3] Это словечко «Блэкпул» частенько является Ландсману в ночных кошмарах. – Гостиница названа в честь английского города-курорта, но кошмарные ассоциации навевает скорее буквальный смысл словосочетания «black pool» (англ.) – «черный водоем». .) – Вот я и позволил себе зайти в его номер.

Ночной администратор, в прошлом морпех и героинщик, еще в шестидесятых завязал с наркотой, вернувшись домой после заварухи под названием «Кубинская война». Для заменгофского контингента он как мама родная – ссужает деньгами и считает, что нечего беспокоить жильцов попусту, если те нуждаются в уединении.

– Ты в номере что-нибудь трогал? – интересуется Ландсман.

– Только наличку и камешки.

Ландсман надевает брюки, ботинки, пристегивает подтяжки. Они с Тенебоймом дружно косятся на дверную ручку, где висит галстук – красный в жирную свекольную полоску. Ландсман его со вчера не развязывал, экономя время. Восемь часов осталось до следующего Ландсманова дежурства. Восемь часов безделья в обнимку с бутылкой – точь-в-точь крыса в стеклянном террариуме, усыпанном древесными опилками. Ландсман со вздохом тянется за галстуком, продевает голову в петлю, придвигает узел к верхней пуговице воротника. Влезая в пиджак, он нащупывает в нагрудном кармане бумажник и жетон, похлопывает ладонью по кобуре под мышкой – на месте ли шолем, тридцать девятый «смит-вессон».

– Я бы вас ни в какую не разбудил бы, детектив, – говорит Тененбойм, – если б не приметил, что вы вроде не так чтобы очень спите.

– Я сплю, – возражает Ландсман. Он берет сувенирную стопку, свою теперешнюю подругу жизни, память о Всемирной выставке 1977 года [4] …память о Всемирной выставке… – Всемирная универсальная выставка (Экспо) является глобальной витриной для демонстрации научных открытий и достижений. Всемирная выставка – это событие мирового масштаба, сравнимое с Олимпийскими играми, за право проведения которого борются города и страны. Первая Всемирная универсальная выставка была проведена в 1851 г. в Лондоне. . – Просто я сплю в трусах и рубашке.

Он поднимает безмолвный тост за тридцатую годовщину Всемирной выставки в Ситке. Переломный, говорят, момент был в истории еврейской цивилизации на севере, и кто он такой, Мейер Ландсман, чтобы это оспаривать? Тем летом ему было четырнадцать, и у него только открылись глаза на прелести еврейских женщин, так что для него 1977-й тоже был своего рода переломным моментом.

– Сплю, сидя в кресле. – Он осушает стопку. – И при шолеме.

Если верить докторам, психотерапевтам и бывшей жене Ландсмана, то его пьянство – это чистое самолечение, то бишь доводка до кондиции хрупких трубочек и кристаллов состояния его души с помощью кувалды крепчайшего сливового бренди. Но правда в том, что у Ландсмана бывает лишь два состояния души: Ландсман работающий и Ландсман мертвый. Мейер Ландсман – самый «титулованный» шамес в округе Ситка, это он распутал убийство красавицы Фромы Лефковиц, совершенное ее мужем-меховщиком, это он схватил «больничного убийцу» Подольски, это его показания упекли Хаймана Чарны пожизненно в федеральную тюрьму – первый и последний случай, когда вербовскому молодчику пришлось-таки ответить в суде за уголовное преступление. У Ландсмана память арестанта, отвага подрывника, а глаз остр, как у взломщика. Случись где преступление, он рыскает по городу, будто у него ракета в штанине. А за кадром словно звучит этакая бравая музычка, да с кастаньетами. Беда поджидает в часы вынужденного безделья, когда Ландсмановы мысли начинает выдувать из распахнутого окна сознания, словно забытые на столе листки бумаги. Порой надобится увесистое пресс-папье, чтобы удержать их.