Татьяна Тихонова - Вопль археоптерикса

Мухалеву я бы сказал, что об этом думаю, он мужик нормальный. Но не при синих же фуражках! Пришлось отвечать коротко:

– Есть, товарищ майор.

Комэск сдержанно покашлял, посмотрел на меня исподлобья.

– Повторяю, капитан, – задание Верховного командования! И смотрите мне, чтобы без этих ваших штучек. Окажите товарищу Прохорову всяческую поддержку.

Штучек… Забыть не может, как мы курсанта катали. С какой стати к нам в отдельную эскадрилью такого занесло, никто тогда не понял, но к делу приставили – приказали наносить камуфляж. Он взобрался с краской на крыло, а штурман один мотор запустил и покатил по рулежке. Курсант заорал благим матом, упал в полный рост, впился в обшивку насмерть, потом его еле отцепили.

Признаться, мне полегчало, когда я Прохорова представил орущего и на крыле. Опять сказал «есть», повернулся на каблуках и за дверь.

Иду, размышляю. А что остается? Оно ясно – таких штатских так просто не присылают, и от задания необычного нам точно не отвертеться. Неприятностей мы не ожидали, насколько можно их не ожидать на втором году войны в дальней бомбардировочной авиации. Но не из-за безлошадности ведь они на нас свалились. Да чего там, из-за меня они начались. Во всяком случае, без моей летной книжки не обошлось.

Боевых, да и прочих вылетов в ней не больше, чем у других, но дело, надо понимать, в том, что вылеты эти на восьми разных машинах. Даже на Ю-52 три раза бомбы кидать летали. Тогда, в тридцать восьмом году, нас в Испанию добровольцами послали – да мы и были, в общем-то, добровольцами – эскадрилья СБ и разведчик По-2. Из пилотов я самый молодой.

…Зима там – сплошные дожди. Только разместились, осмотрелись, механики наши полезли машины проверять. Испанцы скептически посмеивались. Переводчик, капитан Симакин, злился временами. Ему трудновато приходилось – дергали его и мы, и испанцы. По приказу, разумеется, все к поездке готовились, язык учили, но так себе учили. Я, например, считал, что достаточно знать машину как свои пять пальцев, а остальное – дело десятое. Глупо, конечно. Друг с другом объясняться могли, вроде на иностранном, но испанцы нас совсем не понимали. Вот Семакину и приходилось всякую ерунду переводить. Да еще один говорил одно, а другой – другое.

Небо затянуто сплошь снеговыми тучами, из которых днем льет дождь, а ночью валит снег. Погоды нет, полетов нет.

Сидели, с местными общались. Там вообще не понять было, кто в армии, а кто – местное население. Гражданская война – вот он, вроде боец, вечером смотришь – пошел домой корову доить. Ну, а нам что, подружились на уровне жестов.

Старик, помню, из местных, Хименес, притащил двух зайцев. Кухарку нашу звали Бланка, белая, значит, со слов переводчика. На самом деле она была черна как головешка. Суровая тетка, освежевала зайцев, нарубила на куски и в жаровню. Я прямо залюбовался этой ее работой. Они все там такие. Иногда слова не добьешься, а если разговорятся, то никакой переводчик не успеет, и половины не понимаешь, но видишь, что все смеются. Вино в мешках кожаных, мехах, много, никогда столько вина не пил.

Дождь с крупой моросит, пар изо рта. Холодно, сыро. Как весной у нас, дома, когда лед на реке только сошел. Погода дрянь, а мы, мальчишки, все равно – сразу на рыбалку. Я старику говорю:

– Рыбачить здесь есть где?

– Форели, – отвечает, – в ручье. Тридцать минут ходу вдоль ущелья.

– Отведешь?

– Отведу, – кивает, – до обеда штук шесть хороших рыбин поймаешь. Завтра и отведу.

А вскоре другой пришел, незнакомый. Сначала молчал долго, грелся, потом рассказал. Подорвался, говорит, Хименес. Там, на подходе к деревне, возле моста, заминировано было. Немецкие мины, немцы и минировали, когда наши наступали. А потом все там ходили, и Хименес ходил. К себе ведь домой шел и подорвался. Может, и не одна еще осталась. Симакин хмуро нам все это переводил: «…Война. Был Хименес, нет Хименеса. Будто чиркнуло. Иной сгорел – только дым пошел, другой – на прикурить, и думаешь, а что еще нужно, хороший человек. А бывает так, что всю жизнь… вспоминаешь, руки тянешь, как если бы к огню, и греешься. Хименес был такой…» Может, я не все понял, и не переспросишь, как тут переспросишь, но вот запомнилось.

А потом фалангисты аэродром вычислили и накрыли, почти все машины сгорели. Одну только этажерку механики починить сумели. Без дела сидеть в чужой стране – хуже некуда. Договорились, да и получили карабины. Один раз наш экипаж с разведчиками пошел, всего двенадцать человек. Сначала поднимались по узкой тропе, по лесу, в гору, потом – через перевал. Там видим – над городком дым. Легли в кустах, отдыхаем, двое, кто в штатском, вперед двинулись. Возвращаются, уже не прячутся, прямо по дороге. Вылезайте, говорят, городок наш, соседняя бригада его с утра заняла. Ну ладно, может, поесть разживемся?