Александр Михайловский - Затишье перед бурей [litres]

Мы подъехали к небольшому дому, намного скромнее того, в котором поселили нас с Сэмом и девочками. Игор вышел из экипажа и постучал в дверь.

На порог дома вышла девушка необыкновенной красоты – черные, как смоль, волосы, прекрасное гордое лицо, стройная фигура. Вот только едва округлившийся животик свидетельствовал о ее беременности.

Игорь повернулся к нам и сказал:

– Оливия, Сэм, позвольте вам представить мою жену. Наденька, это и есть Сэм Клеменс, более известный как Марк Твен, и его жена Оливия.

Надежда очаровательно улыбнулась и сделала книксен.

– Сэм, я очень рада с вами познакомиться, – она обратилась к нам на довольно хорошем английском языке. – Оливия, будьте добры, проходите в дом!

Через пять минут мы уже сидели на удобных креслицах на террасе под какими-то тенистыми тропическими деревьями. Пели птицы, вокруг цветов вились разноцветные колибри, и не верилось, что в Хартфорде мороз и сугробы по пояс…

Надежда принесла нам по стакану очень вкусного коричневого напитка, похожего на пиво, но практически безалкогольного.

– Вот это – русский квас, – с улыбкой сказала она. – Его очень любит мой муж, ну и я привыкла. Нет ничего лучше в жару. А теперь давай я тебе расскажу про Константинополь. Спрашивай!

И целых часа два она мне обстоятельно отвечала на все мои вопросы – про жилье, про еду, про школы, про отдых… Все это было похоже на сладкий сон, тем более я помнила, как мой муж описывал Константинополь во время его первой поездки в те места. И когда я сказала про это Надежде, та ответила:

– Да, ты права, раньше все было по-другому. Ведь я хорошо знала Константинополь, когда он еще был турецким Стамбулом. Я хоть и испанка, но мы с отцом там жили несколько лет. А день, когда город освободили югороссы, мне особенно врезался в память – в этот день к нам в дом ворвались несколько турок, которые убили моего отца, и, увидев меня, решили надо мной надругаться. Но югороссы спасли меня – именно таким образом, кстати, я познакомилась с будущим мужем. Моими спасителями были он и его солдаты. Но это совсем другая история. А уже через пару недель город было не узнать, и сейчас это – если и не рай на земле, то все равно, наверное, лучший город мира…

Потом мы еще долго болтали о том, о чем обычно говорят женщины. То есть ни о чем. Надежда расспрашивала меня о родах, о кормлении детей, даже призналась мне, что ей немного страшно. Потом мы с ней прошли на кухню, и она приготовила мне настоящую русскую еду, «пусть и с испанским акцентом», как она мне сказала с улыбкой. А после великолепной трапезы я наконец-то задала вопрос, который меня так давно тревожил:

– Надежда, скажи, а вот почему все югороссы… другие? Не такие, как мы. Я даже не про технические чудеса, как эти самодвижущиеся повозки или вот эта крутящаяся штука, – и я показала на нечто, от которого исходил освежающий поток воздуха, – о которых я раньше и не слышала. – Но муж рассказывал мне о них только хорошее, да и мне с ними весьма комфортно.

– Оливия, – засмеялась моя новая знакомая, – для меня это тоже было в свое время весьма странно. И до сих пор для меня многое непривычно, хотя, конечно, к хорошему привыкаешь быстро. Так вот, все равно ты это рано или поздно узнаешь – да, они русские, но они пришли из будущего. Далекого будущего.

– Надежда, ты, наверное, шутишь! – от удивления я даже вскочила со стула.

Та посмотрела на меня с улыбкой и ничего не сказала. Я лихорадочно прокрутила в голове все, что уже успела увидеть и услышать, и все, о чем написал Сэм, и вдруг поняла – скорее всего, так оно и есть. Я спросила:

– Надежда, а почему югороссы поддержали южан?

Та чуть смутилась, потом сказала мне:

– А потому, что у них есть одна общая черта – ярко выраженное чувство справедливости. Нет, они против любого рабства. Но они и против того, как американский Север поступил с Югом.

– Да, это, конечно, было ужасно, – согласилась я, – мне уже пришлось слышать от мужа про Джимми Стюарта, с которым он плыл из Ирландии в Нью-Йорк. И я даже прочитала его статью для «Южного Креста».

Лицо Надежды приняло заговорщицкое выражение.

– Оливия, – прошептала она мне, – а ты хочешь прочесть книгу, написанную намного позже, в двадцатом веке, про события на Юге во время и после войны, увиденные глазами женщины?

– Конечно, очень хочу! – воскликнула я.

Надежда прошла на минуту в дом и вернулась с книгой в странной бумажной обложке. Я первым делом обратила внимание на невиданное мною раньше оформление, а потом увидела год издания – 2010 – и обомлела. Называлась эта книга «Gone With The Wind» – «Унесенные ветром».