Владимир Ли - Против князя Владимира

Сложнее обстояло с Беломорьем - на западном побережье столкнулись с племенами карелов, с ними сладить мирно, как с вепсами и чудью заволочской, не удалось. Более многочисленные и воинственные, они враждебно отнеслись к появившимся на их землях русских селениям. После нескольких стычек с карелами закрепились на правобережье Онеги, поставили здесь крепости и заставы, но дальше на север, вглубь территории врага, не пошли. Собственно говоря, основную задачу беломорская экспедиция выполнила - весь путь от Ладоги до моря теперь проходил по своей земле, так что Новгород получил выход в Северную Европу - в ту же Скандинавию или Англию. Пробиваться к Варяжскому (Балтийскому) морю и воевать с поморскими племенами Варяжко все еще считал разорительным, хотя и полагал - сил для того у Новгорода достаточно.

Зимой, уже в наступившем 1000 году, на Варяжко напала хворь. Прежде практически ничем серьезным не болел, если не считать ранения, да и то поправлялся на удивление быстро. Сейчас же после небольшой простуды пошло осложнение - кашель не проходил, напротив, усилился, даже стал задыхаться от него. Появились боли в груди и общая слабость, поднялся жар - заподозрил острый бронхит и особо не обеспокоился. Но лечение травами, медом, горячей баней и другими известными ему средствами не помогло - день ото дня становилось все хуже. Варяжко слег и не вставал с постели, разве что по нужде и то через силу, у него пропал аппетит, заставлял себя хоть что-то поесть. Как-то увидел свое отражение в зеркале и вздрогнул от неожиданности - не узнал себя в истощенном и измученном муже, смотревшим на него глубоко впавшими глазами и выглядевшим намного старше его сорока лет.

Невольно приходили мысли о смерти - неужели она уже пришла за ним? Но ведь он в самом расцвете сил и возможностей - чувствовал себя до сих пор прекрасно, набрался опыта и житейской мудрости, казалось бы - век у него еще долгий, может быть, на сотню лет. И вот такой - неожиданный для него, - поворот судьбы, ничем не предвещаемый! Понятно было бы в сече или от тяжкой раны, но помирать вот так - из-за какой-то простуды, - не мог принять ни умом, ни сердцем. Только что-то внутри подсказывало Варяжко - все происходит неспроста, по-видимому, тот, кто вел его прежде, устроил ему испытание, только зачем и что от него нужно - о том не знал и даже не догадывался. Прошел месяц, второй, телесные муки становились уже непереносимыми, уходил от них в забытье. В сером тумане видел лица тех, кто был ему дорог и ушел из жизни, они молча смотрели на него, как бы давали понять - ждут его.

Но однажды очнулся и не почувствовал той боли, что сводила с ума, с прояснившимся рассудком пришли какие-то здравые мысли, первой из них - он еще жив. Увидел свою спальню, знакомые вещи, в нос ударил запах несвежего воздуха, после услышал какие-то звуки - чей-то говор, топот ног, стук - похоже, что-то уронили на пол. Прислушался к себе - кроме ноющей, но уже терпимой боли в груди, больше особо не беспокоило, разве что слабость, да еще хотелось пить. Поискал глазами вокруг, но воды не нашел, позвал кого-то из жен: - Милава, Преслава, зайдите ко мне...

Голос вышел слабым, почти шепотом - никто на зов не откликнулся. Повторил, поднатужившись, громче, после услышал приближающиеся шаги, немного спустя в открывшуюся дверь вошла Преслава. Выглядела изрядно похудевшей - прежняя ее полнота спала едва ли не на треть, на побледневшем лице заметил беспокойство и тревогу - они сменились удивлением и робкой радостью, как только увидела очнувшегося мужа. Варяжко через силу улыбнулся ей и проговорил успокаивающе: - Преслава, не тревожься - со мной гораздо лучше, только пить хочу.

Жена после охов и ахов захлопотала - побежала на кухню, принесла в чашках чистую воду и медовый взвар - Варяжко их выпил одну за другой. После принесла куриный бульон с ломтем хлеба - поел с давно забытым аппетитом, а Преслава сидела рядом и глядела на поправляющегося мужа мокрыми от слез глазами. К ней вскоре присоединилась Милава - она ходила проведать старшую дочь Нежану, только что родившую второе дитя. Жены угомонились с изъявлением радости только после слов уставшего мужа, что он хочет спать, и оставили его наедине. С того дня хворь отступила скоро - через неделю от нее не осталось и следа. Варяжко набирался сил, уже на следующее утро встал с постели, ходил еще слабыми ногами по комнате, спустя недолгое время выбрался во двор, здесь часами сидел на лавке под теплым весенним солнцем.