Игорь Валериев - Ермак. Начало

После этих слов сильно взгрустнулось Тарале. Желание его поддержать, а также выпитые мною за обедом два бокала вина заставили меня взять в руки гитару снова. Хотя, вернее всего, на продолжение исполнения песен меня подвигло желание, чтобы девушка немного помолчала. Я взял несколько аккордов и, вспоминая кадры из прекрасного фильма «Звезда пленительного счастья», запел:

Шум за столом стих еще при первых аккордах, взятых мною. Во время исполнения первого куплета я увидел, как у мужчин и женщин выражения лиц менялись от задумчивых до мечтательных.

Во время второго куплета в гостиную тихонько прошмыгнули обе горничные и застыли у стены, теребя пальцами свои белые накрахмаленные фартуки.

Спасибо, Исаак Шварц и Булат Окуджава, за эту чудесную песню! С этой мыслью я замолчал, замолчала гитара, и в гостиной повисла вязкая тишина, которая прервалась полузадушенным вздохом-всхлипом одной из горничных.

– И он сказал, что не сочинил романс про любовь! – нарушила тишину Елена Николаевна Касьянова, с нежностью смотря на своего мужа.

– Талантливый человек талантлив во всем, – задумчиво произнес надворный советник Бекетов. – Тимофей, как тебе пришла мысль написать такой романс?

– Я, когда готовился к экзамену по истории, прочитал, что в битве под Аустерлицем Кавалергардский полк потерял треть офицеров и треть нижних чинов, а на Бородинском поле, когда атаковали кавалерию маршала Груши – почти половину офицерского состава. Так родилась первая строчка…

– У казака на войне тоже век недолог. – Амурский казак-купец Патрин вытер пальцем собравшуюся в краях глаз влагу. – Ты бы, Тимофей, еще такую же душевную песню про казаков сочинил.

– Постараюсь, Алексей Федорович, мне уже задачу поставили сочинить песню про любовь казачки к казаку.

– Тимофей, а как же ваши слова, что вы еще не встретили своей любви? – спросила Светлана Львова.

– Это заказ моей названной сестры на ее день свадьбы, – улыбнулся я. – После «Есаула» и «Казачьей» пристала буквально с ножом к горлу. Сочинить, и никаких слов отказа. Такого подарка в станице еще никому не дарили. И как отказать? Мне же тогда в станице можно не появляться.

Гости, сидевшие за столом, рассмеялись. Когда смех смолк, ко мне вновь обратился Бекетов:

– Тимофей, а еще что-нибудь ты сочинил?

– Иван Петрович, – я был в каком-то благодушно-счастливом состоянии, когда хочется дарить добро окружающим. – Есть еще одна песня, но она еще не закончена.

– Просим, просим! – зазвучало со всех сторон.

Мысленно извинившись перед Инной Гофф и Яном Френкелем, под перебор струн я запел:

По щеке купца Львова потекла слеза, да и у остальных присутствующих в гостиной глаза были на мокром месте.

– Извините, но это пока все… – произнес я, после того как закончил петь припев. – В голове что-то вертится, но в рифму пока не складывается.

– Как необычно и как сильно звучит эта песня! – Иван Петрович Бекетов встал из-за стола и, подойдя ко мне, погладил мои волосы. – Спасибо, Тимофей, давно не чувствовал такой гордости, что я русский. Да… Здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок. Сколько же боли у тебя в душе, Тимофей?!