Игорь Валериев - Ермак. Начало

После бани, где с Ромкой хорошо попарились и быстро постирались, сытно поужинали всей семьей, а потом дядька Петро позвал меня в дальнюю комнату для разговора с глаза на глаз.

– Тимофей, сначала вопрос к тебе, – опускаясь на стул, начал Петр Никодимович. – Ты из Благовещенска в станицу собираешься возвращаться, или у Чуриных служить останешься до сборов малолеток? У тебя еще два с лишним года впереди.

Я, несколько опешивший от такого вопроса, уверенно ответил:

– Конечно, собираюсь, дядька Петро. До конца мая сдам все экзамены, а потом с ближайшим караваном или еще какой оказией домой в станицу. У меня еще дел здесь много.

– Дел у тебя действительно много, – облегченно выдохнул Селеверстов. – Войсковой старшина Буревой, как и обещал, в этом году опять на состязания казаков приготовительного разряда приезжал. Был недоволен, когда узнал, что вашего десятка не будет. Потом, правда, отошел, и даже похвалил, когда атаман Савин ему сообщил, что вас Чурин на охрану своего обоза нанял. А уж когда до него в конце шермиций и Масленицы весть дошла, что вы огромную стаю красных волков перебили и никого не потеряли при этом, опять в восторг, как прошлый раз, пришел.

– А при чем здесь дела, дядька Петро? – поинтересовался я у Селеверстова.

– А притом, Тимофей, что по приказу войскового старшины тебе еще один десяток в обучение брать, которые на год твоих младше будут. Мы уже со старейшинами подобрали мальков, тем более от них отбоя не было. О ваших подвигах уже все Приамурье гудит.

– Да-а… Не знала баба горя, купила баба порося! – Я ожесточенно стал чесать затылок. – О таких делах я и не думал. Ладно, решим проблему. Придется Ромке брать на себя руководство занятиями, пока меня не будет. А командиры троек ему помогут.

– Эк ты, раз, два, и все решил, – усмехнулся в бороду Селеверстов.

– А чего тут думать, дядька Петро, наиболее эффективно учишься, когда учишь других. Вот пускай Ромка и другие казачата из первого набора учат новеньких мальков. Опыта у них уже много, не у всякого взрослого казака такой есть. Не по одному убитому в бою варнаку числится за плечами.

– Это уж да. Мало у кого из казаков в нашей станице есть такой боевой опыт. Если только у стариков, – согласился со мной Селеверстов.

– Вот пускай и передают.

– Первый вопрос закрыли. А теперь еще один. – Бывший атаман замолчал, как бы не решаясь продолжить. Но потом с натугой произнес. – Ты как к Анфисе моей относишься?

– Нормально отношусь. Она мне как сестра, а Ромка как брат, – произнес я, задавливая внутри себя слабые поползновения сущности Тимохи, которая проявлялась теперь очень-очень редко. Любовь Тимохи к Анфисе как-то слабо трепыхалась в моем, можно сказать, подсознании, но мое сознание воспринимало Анфису как черта в юбке. Десять изменений настроения за час, все виноваты в ее бедах, главное мнение только ее, ну может быть, еще отца. В общем, вечная фраза Шурика из будущего «Если бы вы были моей женой, я бы повесился» полностью характеризовала мое отношение к Анфисе. Как сестру терпеть можно, но как жену – лучше удавиться или удавить.

– Ну и слава богу! – Селеверстов размашисто перекрестился. – А то пока вас не было, у нее как-то все с Семеном Савиным сладилось. После Пасхи в мае запой с Савиными учинить договорились, а по осени свадьбу сыграть.

– Совет им да любовь, – ответил я довольному Селеверстову, задавливая в душе нарастающие протест и недовольство Тимохиной сущности.

«Бедный Йорик! Бедный Сема! Я знал его… – злорадно подумал я про себя. – Надеюсь, что всю оставшуюся жизнь Семену придется соглашаться с единственно правильным мнением Анфисы, потому что как он сможет обратать мою названную сестрицу, я не представляю».

– И еще, Тимофей, ты прости меня, что я тебя стал виновным считать в том, что меня с атаманства сняли. Правильно ты все делал, а во мне обида сыграла. А что с атаманства сняли, так и слава богу! Невмоготу уже стало во всех этих дрязгах станичных и окружных участвовать. Пускай теперь Савин мучается.

– Да я и не обижался, дядька Петро, – ответил я.

– Ну и хорошо, – Селеверстов поднялся из-за стола. – Иди ко мне, я тебя обниму. Ты же мне как сын стал.

Через мгновенье мы стояли, обнявшись, и на душе моей стало необыкновенно тепло и уютно. Я за эти почти два года привязался к семье Селеверстовых, как к родной семье. А следующим утром с обозом ушел в Благовещенск, почти до утра инструктируя Ромку по проведению занятий с мальками.