Макс Мах: Командарм

«Идиот! – одернул он себя. – На себя посмотри!»

– Якир? – спросил он хрипло.

– Якир, – подтвердила женщина. – Он в Одессе сейчас. Так я…

– Телефонируйте, – согласился Кравцов, мгновенно забыв, что только что собирался гордо удалиться в небытие и изгнание.

Как ни странно, Якир приехал сам, и случилось это на удивление быстро. Рассматривая вопрос философски, следовало бы спросить, а с какой стати? Кравцов попробовал представить, как поступил бы в такой ситуации он сам, и с сожалением должен был признать, что в лучшем случае прислал бы порученца.

«В лучшем…»

Он все-таки решился закурить. Бог весть сколько времени не курил, да и не хотелось вроде. А тут вдруг заскучал, сидя в крошечном кабинетике инструктора Кайдановской. «Поплыл», и проснулась в почти умершем организме давно забытая страсть.

«Плоть смертна, – подумал он с тоскливой иронией. – Лишь душа…»

Но что есть привычка, если не эманация души?

– Не угостите табачком? – спросил он, матеря себя в душе за просительный тон. Словно мальчишка какой! Попрошайка рыночный…

– Конечно! – улыбнулась женщина, а улыбка у нее получалась не от мира сего, живая и светлая, от которой тут же начинала кружиться голова. – Курите на здоровье!

И она подвинула к нему по столешнице кисет и тонкую пачку настоящей папиросной бумаги.

Кравцов тронул верхний листок кончиками темных узловатых пальцев. Бумага оказалась по-настоящему качественной, тонкой и рыхлой с шероховатой поверхностью…

«Рисовая бумага? Однако!»

Кравцов оторвал листик и развязал кисет. Ну, он, в принципе, знал, что случится, поскольку товарищ Рашель успела подымить при нем два или три раза, но все равно удивился. Такого качественного табака бывший командарм давно не курил. То есть в прошлой жизни, разумеется. В этой он не курил пока вовсе.

– Богато живете!

– Да уж… – смущенно улыбнулась инструктор. – Контрабанда… Нехорошо, конечно, но…

– Все путем, товарищ Кайдановская.

Пальцы не слушались, но это полбеды. Его вдруг посетили опасения. А что если Иона его не признает? Или не захочет признать…

В Гражданскую много чего происходило даже и между своими. Впрочем, «свои» – понятие относительное, а не абсолютное. Возможны изменения. Иногда серьезные. Во всяком случае, во время августовских событий 1919-го партийный командир Кравцов весьма скептически отнесся к «директиве» наркома Подвойского. Ему совсем не очевидными казались причины, по которым один бандит, Григорий Котовский, может стать комбригом в сорок пятой дивизии Якира, а другой – Винницкий-Япончик – не может быть у первого командиром полка. Убийство Япончика дурно пахло. Так Кравцов и сказал начдиву – сорок пять Ионе Якиру. Но это в августе девятнадцатого, а после были еще осень и зима, и отношения с Якиром словно бы пошли на лад… Впрочем, тогда Кравцов был командармом, а теперь он – никто.

Он все-таки свернул самокрутку и с грехом пополам закурил. Но лучше бы этого не делал. Горло как наждаком продрало, и легкие словно бы схлопнулись, перестав вмещать воздух.

– Вы… Вы как, товарищ? – вопросы перепуганного инструктора не сразу дошли до обеспамятевшего Кравцова.

«Я?» – он с удивлением обнаружил себя на полу. Перед глазами плыли цветные круги, и встревоженное лицо Рашели Кайдановской расплывалось и ускользало.

– Я… – собственный голос показался скрипом ржавых петель.

– Живой! – облегченно выдохнула Кайдановская. – А то я уж испугалась. Вы так глаза закатили…

Но тут за тонкой дверью послышался быстро усиливающийся шум. Голоса, громкие звуки шагов от подкованных сапог. В дверь стукнули, и она тут же – почти без паузы – распахнулась.

– Показывайте покойника! – потребовал кто-то перетянутый ремнями, и Кравцов наконец нашел в себе силы сесть.

– Здравствуйте, Иона Эммануилович, – через силу сказал он, узнав военного.

Якир практически не изменился. Такой же молодой, энергичный, черноволосый… Впрочем, рассмотреть детали Кравцов пока не мог. Приходилось исходить из общего впечатления, а оно именно таким и было: Якир.

– Так… – лицо Якира, по-видимому, дрогнуло. Во всяком случае, Кравцову показалось, что вид «живого трупа» произвел на начдива – сорок пять некое сильное впечатление.

– Та-ак… – Правда жизни открывалась перед Якиром медленно, с трудом и не без боли, что говорило в его пользу. – Максим Давыдович? Ведь я не сплю?

– И не надейтесь, – Кравцов встал, с трудом выпрямив слабое, немощное тело. – Но если не признаете, по гроб жизни являться буду…