Евгения Петренко - Воины облаков

— У-у-нга, — вдруг с усилием выдавил из себя мужчина.

— Это мы уже поняли, — вдруг вставил Руми, — трудно не догадаться. А этот храм?

— Место, где я могу становиться человеком, — мужчина говорил на их языке с лёгким гортанным акцентом. С полуночи до рассвета.

— Тогда расскажи нам… о себе, о том, зачем ты шёл за нами, о храме… Может быть мы всё же сможем… — Руми замолчал. Он не знал каким словом мог бы определить их намерения.

— Я скажу, — говорил Унга всё ещё с трудом, — у меня не много времени, а рассказ может стать долгим. Это началось очень давно. В Истоке тогда ещё жили ваши предки. Я был вождём племени людей-ягуаров. Первым вождём. Это мне шаман подсказал как овладеть покровительством зверя. До этого наше племя было слабым, гонимым. Более сильные соседи напали на нас и прогнали с земель, где мы жили. Новые места, куда мы бежали от захватчиков, были незнакомыми, чужими. Нам пришлось заново учиться добывать пищу в новых условиях. Мы столкнулись и с новыми людьми. И не везде они были приветливы. Наше племя вымирало. Тогда мы пришли к Истоку. Ваш город был невелик. Но в нём жили Боги. Они предложили взять наших женщин и дать им новую кровь. Мы испугались. Кто будет рожать нам детей, кто будет готовить еду и согревать наши постели? Мы в срахе бежали и от города, и от его непонятных богов. Тогда, в лесу, я и встретил шамана. Почти десять лет мы жили в довольстве. Наши женщины начали рожать сильных детей. Раз в году ягуар звал их искать новую кровь. Так племя должно было стать только сильнее. Но, когда наши женщины уходили на поиск других мужчин, нам тоже хотелось найти других женщин. Кровь и страсть ягуара бурлила в нас. А женщины чачапойя прекрасны.

В тот год мы узнали, что ваши боги ушли между времён, и наша гордыня подбила нас на глупость. Мы захотели отнять ваши богатые жилища и ваших красивых жён. Но, когда я во главе своих собратьев, ворвался в город, то увидел только пустые дома. Распалённые воины бросились искать добычу и женщин. А я увидел открытые двери Храма. Где-то наверху слышалось пение и удары в барабан. Я поднялся по ступеням на самую вершину и увидел шамана. Он стоял у алтаря, а рядом в центре семиконечной звезды высеченной в камне пола, сиял огромный камень. Шаман поднял кинжал и я испугался и разозлился. Испугался, что колдун применит свою магию. Разозлился, потому, что слышал недовольные крики своих людей, так и не нашедших вожделенных женщин. И я бросился на него. Но он только хотел закончить своё колдовство. Вогнал в камень жертвенника кинжал, и я увидел как он вошёл в тело, лежащей на нём, девочки лет двенадцати. Но мой удар тоже достал его. Он упал на пол и кровь потекла по линиям звезды под камнем. А девочка превратилась в гарпию и вцепилась в мой левый глаз.

Когда я пришёл в себя, моё лицо было залито кровью. Воины несли меня в деревню. Тогда на месте этого храма стоял мой дом. Я лишился глаза, меня перевязали и оставили на ночь одного. У меня началась сильная лихорадка. Я впал в беспамятство и оказался на границе времён. Там и встретил меня убитый шаман. Странно, но я знал до этого незнакомый мне язык вашего племени и мог говорить с ним. Он сказал что однажды, в год звезды Магов, мой глаз позовёт меня. А до этих пор я в шкуре зверя буду хранить Храм камня, а моё племя — город, который хотели отобрать. И только в своём доме, с полуночи до рассвета, я смогу снова становиться человеком. Утром мои люди вернулись и нашли меня в шкуре зверя. Они боялись и боготворили меня. Потому, что много поколений я оставался таким же как был и иногда возвращался в свой дом. Деревню перенесли. А здесь построили храм для бога-леопарда. Для меня…

Унга замолчал. А Чаупи-тута толкнул Пушака.

— Как думаешь, — спросил он шёпотом, — моя гарпия тоже может стать девочкой?

19 декабря-20 декабря.

Мой обморок плавно перешёл в сон, и, когда я проснулась, за стенами хижины привычно орало, пищало и свиристело. Хорошо хоть уже не хлюпало. Дождь прошёл, но от земли парило. Руми и Чаупи-тута в доме не было. Пушак сидел надо мной с глазами больными от бессонницы. Мне не снилось ничего. По крайней мере, я ничего не помнила. Но боль от обиды стала меньше.

— Как это мальчишка меня так вырубил? — некоторая злость и ёрничество пёрли из меня даже в мыслях.

Я посмотрела на несчастное лицо шамана и мне вдруг стало так жаль его.

— Корова, — ругнула я себя, — выспалась, тебе полегчало, а он всю ночь пережёвывал мои слова.

Но просто улыбнуться и обнять, не получалось.