Виталий Виниус - Римские вакации

В тот памятный майский день пасмурная холодная сырая весна наконец-то разродилась долгожданным тёплым комфортом. С утра пораньше откуда-то со стороны азиатских песков налетел жаркий сухой ветер, вмиг разметал серые тучи, нависавшие над крышами чуть ли не с самой осени и радовавшие доселе своей беспросветностью не хуже зубной боли. Заголившееся небушко налилось здоровой синевой, солнце заблистало раскалённой кляксою, щедро обрызгав городские натуры яркими красками, защебетали в голых ещё, с нераскрывшимися почками, ветках оклемавшиеся воробьи, заорали оглашено высыпавшие во двор дети, повылазили из подвальных оконцев облезлые и отощавшие за зиму кошки, ну а красный столбик на термометре лихо скакнул к той отметке, с которой не без основания начинают задумываться о всяком летнем навороченном прикиде типа льняных светлых брючек, рубашечек с коротким рукавом и ботиночек а ля мокасины. Но поскольку подобные наряды никак не согласовывались с земляными работами, пришлось довольствоваться заслуженными джинсами с кожаными заплатами на уязвимых местах, застиранной рубахой, имевшей некогда ковбойскую клетку, и слегка перекошенными, но, тем не менее, ещё крепкими кроссовками.

А на улице назревала благодать. Тёплые солнечные лучи щекотали нежно, тонкие аморальные ароматы струились амурными фимиамами, грязные островки чахоточного снега съеживались на глазах. Народ воспрянул ото сна и уже не брёл кое-как, а шествовал пружинисто; и даже бабуля древняя из соседнего дома восседала на скамейке молодцевато и подтянуто. Две девицы важные, а может гимназистки юные — кто их нынче разберет, малолеток этих распоясавшихся — в ярких блузках, в легкомысленных юбчонках весьма повыше колен прогуливались значительно, поцокивая каблучками по местами просохшему асфальту, покачивали грациозно попками, хвастались лилейными ножками, подуставшими от тёплых колготов и шерстяных гамашей; а тут вдруг паскудник-ветер рванул к ним из-за куста, поднырнул понизу, взметнул юбчонки надутыми парусами; и так сверкнуло из-под оттуда белизною хорошо перезимовавшей плоти, что небритая личность в жёваном пиджаке поверх драной майки прервала целеустремлённый полёт свой к ларьку за пивом и засмотрелась мечтательно. А некто из меломанов на верхнем этаже, распахнув окно настежь, выставил наружу колонки и облагодетельствовал прохожих навязчивой попсой.

В полупустом троллейбусе я уселся у окна, и, как оказалось, неудачно — солнце принялось залпами пулять в глаза, выскакивая из-за домов и путаясь в ажурных кронах тополей. Оставалось только зажмуриться, пригреться и посмотреть сквозь мелькавшие оранжевые сполохи сон: будто бы покачиваюсь я на спине неторопливо передвигающейся лошади, а кругом какие-то холмистые ландшафты с пальмами, и вдруг шум, крики, впереди на холмах обнаруживается некто вражеский, а едущий рядом Боба с ухмылкой берёт навскидку огромный арбалет… М-да, чего только не приснится в общественном транспорте…

Когда я, загремев привычно ведром в тёмных сенцах, вошёл в горницу, встретил меня восторженный вопль Лёлика:

— Ну вот теперь все в сборе! Пора начинать!

— О, да ты нос испачкал! — не удержался я отметить густо высыпавшие на хозяйском челе веснушки.

Лёлик засмущался и погрозил мне кулаком.

Внешность он имел весьма колоритную, так как к периодической весенней пятнистости природа наделила его пышными кудрями неуверенно-рыжего колера, позволявшего Лёлику с некоторым основанием называть себя жгучим шатеном, а вредным личностям в пору нашего общего детства применять в его адрес с той же долей основания дразнилку про убиенного лопатой дедушку. Ко всему Лёлик носил очки в щегольской тонкой оправе по случаю случившейся от неумеренного чтения близорукости.

Я солидно обменялся рукопожатиями с присутствовавшими, а именно, с самим хозяином, Джоном, Серёгой, Бобой и Раисом, после чего с мягким укором заметил:

— Что ж вы, судари мои, могли бы и без меня начать. Я бы понял и простил.

— Эть, ловкач какой! — заворчал за всех Раис. — Вкалывай тут за него… Так и похудеть можно!…

— Ну, это тебе не грозит… — заметил я не без оснований, поскольку с малолетства Раис отличался завидным аппетитом, отчего вырос не столько вверх, сколько вширь.

— А вот и грозит! — сурово не согласился Раис и насупился.

— А ты Алкоголь пей, в нём калории, — хитро прищурившись, посоветовал Серёга, сам любивший усугублять за воротник.