Игорь Шенгальц - Сыщик Бреннер [2 книги]

Итак, Арабелла Германовна Лямур — Белла, как ее все называли, действующая прима оперетты театра «Фантазия». Лямур — это псевдоним, настоящая ее фамилия была куда проще — Белкина. Ее родители — небогатые люди, хоть и дворянского сословия. Угораздило же их, не скопив достойного приданого, назвать дочь романтическим именем Арабелла, тем самым заставив девочку считать себя особенной. Совершенно неудивительно, что, достигнув совершеннолетия, Белла решила не прозябать в провинции, перебралась в Фридрихсград, где и выбрала актерскую стезю. Быстро окончив театральные курсы, она удачно попала в качестве актрисы вторых ролей в «Фантазию», но уже через год получила свою первую главную роль, а еще через некоторое время стала и примой театра. Видно, характер у Арабеллы оказался железным. Домашний адрес прилагался. Белла снимала квартирку — небольшую, зато в центре города, а цены там были не каждому по карману.

Лично я крепко сомневался, что за те четыре года, которые Лямур выступала в театре, с ней не произошло ни одной компрометирующей истории. Все современные молодые и красивые девицы, мечтающие о славе и богатстве, обычно прятали в шкафах такое множество скелетов, что хватило бы на небольшое кладбище. Я вовсе не удивлюсь, когда, покопавшись в ее грязном белье, вытащу на свет несколько интересных тайн. А покопаться в нем мне придется обязательно…

Поразмыслив, я решил идти к Лямур не сразу, а вначале пообщаться с ее окружением, чтобы составить об актрисе первоначальное впечатление. Нет более завистливых существ, чем коллеги, тем более стоящие на несколько ступеней ниже. Все же, отделяя вымысел от правды, можно многое узнать о человеке. Я не сомневался, что сумею это сделать, — начиналась привычная работа, которой я занимался уже многие годы.

Показалось мне или нет, но от самой усадьбы на некотором расстоянии за мной следовал какой-то мехваген. Неужели князь отдал распоряжение следить за мной? И не мои ли знакомцы — Жуков и Вульф — выполняют это распоряжение? При желании я мог бы оторваться от преследователей в любую минуту, но решил этого не делать. Хочется им — пусть таскаются за мной следом. В конце концов, у каждого своя работа.

Внушительное здание театра «Фантазия», построенное лет тридцать назад по особому проекту барона Делье, знал каждый житель города. Массивные мраморные колонны, львы и многочисленные ангелочки, украшавшие фасад, привлекали внимание всякого прохожего, маня войти внутрь и купить заветный билет. Чуть в стороне виднелась яркая афиша, на которой значилось: «Премьера! Оперетта „Битва за счастье“. Только у нас поет Арабелла Лямур. Спешите видеть и слышать!»

«Многозначительное название», — подумалось мне. Работа у госпожи Лямур совпала с жизненной ситуацией: и на сцене, и в жизни ей придется повоевать, чтобы добиться желанной цели.

Я оставил мехваген возле театральной конюшни, находившейся сразу за зданием, и велел усатому сторожу присмотреть за машиной, в качестве награды посулив ему пять марок. На прощанье я еще раз крепко-накрепко наказал ему смотреть в оба за мехвагеном — как за собственной женой, и даже еще внимательнее, потому как женщин вокруг много — можно и новую найти, а таких королев дорог — единицы, и за нее голову открутят не задумываясь. Сторож проникся всем сердцем и поклялся жизнь отдать, но не подпустить врагов к творению компании господина Отто.

Швейцар, не менее усатый и дородный, чем сторож конюшни, но вдобавок одетый в весьма внушительно смотревшуюся и идеально сидевшую на нем ливрею, поинтересовался было целью моего визита, но, увидев бумагу за подписью великого князя, сразу распахнул передо мной двери.

Зайдя внутрь, я огляделся. Нет, мне приходилось бывать в театре и прежде, но все же каждый раз, когда я видел всю эту роскошь вокруг, мне становилось несколько не по себе. Мраморные полы, бесконечные зеркальные стены, витые широкие лестницы, сплошная позолота везде, где только можно, — все это служило одной цели: затуманить взоры посетителей, вызвать даже у самого бедного и незначительного из них ощущение сопричастности к высшим кругам общества, заставить почувствовать себя значимее, солиднее. И представление, разыгрываемое на сцене, лишь усиливало эти ощущения, унося зрителя в иную реальность. А после, когда спектакль заканчивался и человек возвращался в свою унылую скудную двадцатимарочную квартирку, в свою беспросветную жизнь, очарование пропадало и приходила безысходность. За эту подлость, хитрый обман, временную иллюзию собственной значимости я подобные места не любил и старался их избегать.