Валерий Елманов - Знак небес

Более того, если вдруг половцы замешкаются либо сам Константин почему-либо запоздает с выступлением, то тут ему вторая ловушка подсовывалась. Спустя седмицу после выступления половцев, в день воздвиженья честного креста, который 14 сентября празднуется на Руси, в пределы рязанской земли с запада должен был вторгнуться Давид Муромский вместе с мордовским князем Пурешем.

То есть удар владимиро-суздальских князей по своей очередности окажется лишь третьим, хотя по силе и будет самым главным. Пускай обескровятся рязанские рати в схватках со степняками, муромцами и мордвой.

А там, даже если они и одолеют всех союзников Ярослава с Юрием, даже если и успеют заслонить собой столицу, то все равно это уже не вои. Стремительные переходы и яростные сечи так их обескровят, что одолеть их легче легкого будет. На то и делал Ярослав основной расчет.

К тому же не зря он летом Гремиславу доверился. Вовремя тот в опалу у Константина попал. Все как нельзя лучше вышло. И девку его в Березовке достал, и град сумел запалить. На будущее наука. Пусть рязанец знает, супротив кого посмел меч поднять.

Словом, расчет верный. Как ни крути, не миновать ныне Константину поражения, да какое – разгрома полного, а стало быть, у него, Ярослава, земель изрядно поприбавится. Можно будет со временем и с братцем Юрием потягаться.

Отовсюду хорошо выходило. Так хорошо, что прямо тебе живи да радуйся… если бы не жена – дурища беспросветная. Хотя, с другой стороны, Ростиславу в чем-чем, а в отсутствии верности не попрекнуть.

Не далее как вчера вечером он как бы в шутку поинтересовался, что она делать станет, ежели его, Ярослава, убьют на поле бранном. Так она, зардевшись жарким румянцем, заявила, что после вести такой и седмицы лишней не останется в Переяславле.

– Сызнова к отцу, поди, поедешь? – осведомился лукаво.

– Он вдове уж не заступник, – холодно ответствовала Ростислава. – А монастырей и у нас много. Что близ Ростова изрядно понатыкано, что близ Новгорода. Сыщется и для меня уголок.

И дернула нелегкая Ярослава намекнуть, что в старину жены славянских вождей не в монастырь, а на погребальный костер восходили следом за мужьями, добровольно венец мученический на себя возлагая. И ведь в шутку он такое сказал, а она губы поджала, всерьез восприняла.

– Для иной вдовы в монастырь уйти – тот же венец мученический, – ответствовала строго и добавила загадочно: – Я для себя, наверное, и впрямь избрала бы конец полегче да побыстрее. А там как знать.

Совсем она его этими словами растрогала, и уж порешил было Ярослав снять с себя добровольный обет, который дал, едва узнав, что Мстислав Удатный возвращает ему свою дочь. Надумал он тогда гордый вид принять и пусть втрое меньший срок, чем он в разлуке с нею был, но протомить Ростиславу и долг свой супружеский не исполнять. Пусть знает, что не больно-то он в ней, рыбе холодной, нужду испытывал.

Обет этот Ярослав выполнял честно. К тому же князю в воздержании пара-тройка услужливых девок подсобляли изрядно. Как бы это деликатно сказать – тяготы добровольного воздержания смягчали ему, как могли.

А тут совсем уж решился он, не дожидаясь окончания последнего месяца, осчастливить Ростиславу, прийти к ней, да она сама, как на грех, все испортила. Сверкнула черными глазищами и задала невинный вопрос. Дескать, княгини-то за князьями в огонь шагали, а вот чтобы князья при утере супруги так поступали – не слыхала она ни разу. Да и сам Ярослав, поди, не решился бы на такое, случись это с нею, Ростиславой.

Вот дура, так уж дура! Понятно, чем дело закончилось. Вспылил он сызнова, развернулся и вышел из ее покоев, ни слова не сказав. А что тут говорить, когда и так все ясно. Одно дело – баба, а совсем другое – муж, да к тому же князь. Нашла кого с кем равнять. На такое и отвечать соромно [29].

Хотя… Вопрос-то она глупый задала, но до того ведь строго пообещала: случись что с ним, Ярославом, и она боле седьмицы в Переяславле не задержится. То есть получается, в монастырь уйдет. А у Ростиславы слово – кремень. Коли пообещала что – выполнит непременно. Стало быть, любит его княгиня. Ох и любит! Ну а что ума бабе бог не дал, так на то сам Ярослав есть. У него, чай, и своего на двоих хватит. Да и ни к чему ей ум-то.

От этих мыслей у Ярослава не просто спал гнев. Он даже улыбаться начал, да и на привале ночном тоже веселился: и Ингваря мрачного тормошить успевал, и над боярами своими, включая свежеиспеченных, не раз подшутил.