Евгений Щепетнов: 1972 [СИ]

Машина была буквально остановлена толпой, заблокировавшей ее со всех сторон, и если бы не копы вместе с секьюрити Эм-Си-Джи – не знаю, что было бы дальше. Репортеры стучали в окна, молотили по кузову машины кулаками, орали, и это было похоже на всеобщее помешательство. Казалось, они все или пережрали спиртного, или обкурились, либо еще чего-нибудь этого похуже. Безумные глаза, перекошенные в крике и гримасах лица – вероятно так выглядели люди, спасающиеся с тонущего «Титаника».

Толпу с трудом, но все-таки оттеснили, и мы медленно, осторожно поехали по пандусу, ведущему в подземную парковку Эм-Эс-Джи. Отсюда были выходы на все спортивные арены комплекса, в том числе и туда, где обычно проходят бои рестлеров.

Знакомое место, ага… бывал я в рестлерском зале. Кстати сказать – кадиллак, на котором мы сейчас приехали, был можно сказать там и «заработан» – подарен Страусом в качестве компенсации за «рекламную компанию». Тогда мне пришлось на глазах у всей Америки защищаться от безумного черного рестлера, решившего наказать «проклятого белого писателя». Страус устроил этот спектакль, вот и расплатился за то кадиллаком. А я и не возражал. Нравится мне кадиллак «Эльдорадо». Умели американцы делать машины.

Почему «умели»? А уже с двухтысячных они начали портачить, массово клепая всяческое жестяное дерьмо, часто ломающееся и моментально гниющее. Да еще и с удивительно дорогими запчастями. А в семидесятые автопроизводители пока что еще придерживались мнения, что добиться успеха можно только в том случае, если ты делаешь надежные, выносливые и крепкие автомобили.

Наивняки! Все дельцы совсем скоро убедились, что выгоднее делать хрупкие, ненадежные вещи, которые скоро сломаются и тогда придется покупать новые. Пришло время одноразовых вещей! Вернее – придет. Лет через тридцать.

Стоило мне выйти из машины, как меня и Пабло тут же окружили секьюрити, и человек с бейджиком Эм-Эс-Джи (он представился Робертом) повел нас к пассажирскому лифту. Через десять минут я уже сидел в раздевалке, разглядывая себя в зеркале и слушая причитания возбужденного Страуса:

– Откажись! Вспомни наш разговор! Я отдам тебе твою чертову бумажку, только откажись! (он имел в виду расписку, что я написал пару дней назад)

В конце концов я не выдержал, и довольно-таки резко парировал:

– Джон! Если ты скажешь еще хоть слово по этому поводу, я решу, что ты сделал ставку в тотализаторе, и что самое главное – против меня! Так что заткнись и жди боя! Что будет, то и будет! А лучше всего – если есть время – поставь денег на меня! Не ошибешься! Я ведь провидец, помнишь?

Страус странно на меня глянул, но в конце концов все-таки замолчал. Больше мы с ним до боя не разговаривали. Потом он вообще куда-то исчез – я его в раздевалке не видел. Со мной остался только Пабло, который сидел в углу на стуле, держа руку на пистолете, висящем у него в подмышке, внимательно наблюдая за входом и тремя секьюрити, меланхолично жевавшими свою всегдашнюю жвачку (Меня уже не бесит, когда американцы жуют эту дрянь. А они ее жуют чаще, чем можно было бы представить). Пабло не верил никому, даже секьюрити. И это правильно. Здоровая паранойя еще никому не нанесла вреда, а вот пользы от нее более чем достаточно. Убеждался в этом лично, и не один раз в своей довольно-таки бурной жизни.

Потом я размялся, разогнав секьюрити по углам. Растяжки, разогрев мышц, связок – пока не выступил пот, и пока я не почувствовал, как кровь быстрее забегала по сосудам. Нет, сильно я не вспотел – чтобы вспотеть как следует мне нужно хорошенько себя погонять. Воды сейчас во мне мало, я и так за последний год неслабо «усох», но за время интенсивных тренировок последних месяцев из меня вышла последняя лишняя вода. Ниночка сказала, что я стал таким твердым, что иногда ей кажется, что она занимается сексом с каким-то стальным роботом.

Кстати, Ниночку я с собой не взял. Почему? Ну так… на всякий случай. Мало ли что тут может случиться. Провокации какие-нибудь, беспорядки. За последние дни я столько прочитал в газетах в связи с моим боем, что просто волосы вставали дыбом! Америка раскололась на два лагеря – ЗА и ПРОТИВ меня. «За» – белое большинство, против – чернокожие, часть цветных, а еще – всякие там здешние «рукопожатые», как их называют в моем времени. То есть – либерасты и всяческого рода нигилисты, которым чем ни хуже, тем лучше. Раз негры бунтуют, раз громят магазины и автомобили, почему бы их и не поддержать? Это же весело – жечь и ломать! Да и прибыльно бывает…