Владислав Морозов - Охота на охотника [litres]

Поправляя набитый патронами и гранатами рюкзак и закинув себе за спину чудноватую FG-42, я посмотрел на медленно разгорающееся (вытекали наружу какие-то остатки бензина) правое крыло «Викинга» и, немного подумав, достал из нагрудного кармана пятнистого мундира свой фальшивый турецкий паспорт на смешную фамилию и швырнул его в огонь. Зачем он мне теперь? Если все пройдет нормально, мне осталось куковать здесь считаные часы. На фига оставлять лишние улики? Был турецкий поданный, и нет больше турецкого поданного. Затем я повесил себе на шею ремень тяжелого «Штурмгевера» (со стороны я, наверное, в тот момент очень напоминал крайнего гитлеровского фольксштурмиста перед последним боем где-нибудь в окруженном со всех сторон Берлине) и дал команду:

– Пошли уже!

После чего, следуя за графиней, медленно поднялся по песчаному склону.

За нашими спинами пламя охватывало центроплан «Викинга» все больше, ветер гнал дым над водой в сторону залива.

– Не останавливайтесь, – сказала, не оборачиваясь, Ката. – А то рванет!

Спорить я не стал (хотя, по здравому размышлению, если пары горючки не бабахнули сразу, потом может и вообще не взорваться), и, поднявшись на откос, мы не останавливаясь потопали вдоль берега. Ну то есть как мы с ней – она (на плече, стволом вниз, «ППШ» с секторным магазином, в одной руке чемоданчик, в другой колотушка фаустпатрона) своей специфической походочкой впереди, а увязающий ботинками в песке под тяжкой ношей я – шагах в десяти за ней. Понемногу Ката начала забирать в сторону дюн, уходя от берега залива.

Здесь я, в общем-то к месту, вспомнил строчку, кажется, из «Иранского цикла» Алексея Суркова (того самого, что «Землянку» написал), который примерно за год до нас, в 1943-м, изрядно полазил по окрестностям этого самого Бушира, будучи журналистом, аккредитованным на Тегеранской конференции трех великих держав:

«Кто здесь бывал однажды, помнит наверняка знойное жжение жажды, мертвый шелест песка. Море, как неживое. Не доплеснуть волне до раскаленных зноем, серых, как пыль, камней. Ветер смерти и страха веет над этой дырой. Недругов шах-ин-шаха здесь казнили жарой. Злобой деспота вмяты в толщу подземной тьмы душные казематы мрачной шахской тюрьмы».

Очень ценная информация порой всплывает из темных закоулков нашей памяти. Стало быть, помимо прочего, Бушир славен еще и тюрягой. Ну что, полезное напоминание, не дай бог туда попасть. Тем более что здесь тюрьмы такие, на фоне которых какая-нибудь злая мордовская зона покажется курортом.

А так поэт прав – действительно жара, ленивый прибой, песок, пыль и более ничего. А еще нагревающиеся на солнце железки давят на спину и лямки рюкзака трут плечи. Жопа в небе, жопа на море и жопа на земле. И, что характерно – за все время нашего пребывания в Иране мы не встретили ни одного живого аборигена. Хотя, надо признать, высадились мы в довольно специфическом месте. Если верить давнему инструктажу Блондинки, тут отродясь не водилось никого, кроме погонщиков верблюдов, которые, как говорили в одном фильме, даже и молчат-то не по-русски.

Между тем, эта бионическая наследница Ивана Сусанина, не снижая бодрого темпа, все больше уводила нас в дюны, подальше от места посадки.

Потея и сгибаясь под тяжестью оружия, я, уже в который раз, мысленно проклинал свои хомячьи замашки и шел практически по ее следам, отметив, что инстинктивно или вполне намеренно графиня выбирала грунт потверже. И то ладно, по крайней мере, в какие-нибудь зыбучие пески не заведет. Опять же, со стороны мы, наверное, смотрелись в стиле бородатого анекдота про афганских душманов – да, по заветам Пророка женщина категорически не должна ходить впереди мужчины, но в те времена, когда писали Коран, не было дурной привычки ставить где попало противопехотные мины…

За полчаса мы отошли довольно далеко от залива. Остановившись передохнуть по ненавязчивой команде Каты (похоже, и на этот раз у нее все было под контролем, и она прекрасно видела, что мне, мягко говоря, хреново), я сложил на песок оружие и рюкзак, огляделся по сторонам и увидел со всех сторон только дюны, кустики чахлого саксаула и не особо густой дым далеко в той стороне, где остался самолет.

Графиня протянула мне извлеченную из чемоданчика флягу (наверное, позаимствовала в самолете) с эмблемой люфтваффе, отштампованной на суконном чехле.

– Много не пейте, – дала она ценный совет. Вода во фляге была не то чтобы холодная, но и не совсем уж теплая. Правда, сделав пару хороших глотков, я сразу же почувствовал, как из пор радостно потек дополнительный пот. Серьезный минус пустынного водохлебства, хорошо памятный мне еще по прошлому разу.