Олег Северюхин: Его благородие

Затем у меня описали тип лица, причёску, разрез глаз, расстояние между зрачками шестьдесят четыре миллиметра, размер и форму ушей, округлость лица, крепкое телосложение.

В графе образование - предположительно высшее. Сословие - благородное.

Снова спросили про имя и фамилию. Убей Бог - не помню. Вероисповедание - не помню.

- Знаю ли молитвы?

- Вроде бы знаю.

- Прочитайте.

- Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё; да приидет Царствие Твоё; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.

- Это в столицах так читают, - сказал Иннокентий Петрович, - выходит, что исповедания православного. А по медицине что-нибудь знаете?

- А что, например? - спросил я.

- А вот как простуду быстро вылечить? - спросил доктор.

- Насколько мне известно, - сказал я, - простуду лечить не надо. Замёрзшего человека нужно согреть, напоить горячим чаем с липовым цветом и с малиновым вареньем, и дать ему хорошенько отдохнуть. Если во время сна он вспотеет, то это будет очень хорошо. Лечить нужно последствия простуды, такие как воспаления верхних дыхательных путей, его ещё называют катаром, бронхит и ангину. И вообще, простуду лечат семь дней. Если её не лечить, то за неделю она сама проходит.

Последняя сентенция как-то озадачила доктора, и он задумался над шутейным постулатом.

- Вы случайно не врач? - заинтересованно спросил меня Иннокентий Петрович, - откуда вы все это знаете? И почему человека нужно поить с малиновым вареньем, а не с мёдом?

- Можно и с мёдом, - согласился я, - но в горячем чае мёд теряет большинство своих лечебных свойств, а в малиновом варенье очень много салицилатов - составной части ацетилсалициловой кислоты или аспирина, который является болеутоляющим, жаропонижающим и противовоспалительным средством.

- Аспирин - это новый препарат, заграничный и у нас его не так много, в основном в порошках, но из столицы привозят и в таблетках, - сказал доктор, - и он ещё малоизученный.

- Мне кажется, что это лекарство очень перспективное и оно будет применяться при лечении многих болезней, - сказал я. - Некоторые врачи используют отвар коры белой ивы, в которой много салицилатов, но при приёме отвара возникают боли в животе и начинается рвота.

- А, может, вы закончили медицинский университет? - с надеждой спросил Иннокентий Петрович, но я отрицательно покивал ему головой.

С первого взгляда я поняла, что наш больной не простой человек. Вероятно, из дворян или из интеллигенции, которая отличалась грамотностью среди всех жителей. Знает иностранные языки и держится очень уверенно. Я бы даже сказала - несколько начальственно.

К десяти часам пополудни мы закончили все формальности и Иванов-третий, собрав все бумаги и спрятав в карман бутылочку-чернильницу, ушёл в своё присутствие.

Оказалось, что моя кровать стояла в просторном кабинете Иннокентия Петровича, который одновременно был и смотровой комнатой, где вёлся ежедневный приём. А я всё думал, что я единственный больной в этой земской больничке.

Марфа Никаноровна принесла китайский столик на ножках и поставила его на кровать прямо передо мной. Это был поздний завтрак человека, который не ел три дня. Кружка с горячим куриным бульоном, белая булка и тёмный чай в фарфоровой кружке.

- Только не кушайте быстро, а тщательно прожёвывайте, чтобы не было болей в кишечнике, - предупредила меня сестра милосердия.

Как я ни старался кушать медленно и прожёвывать пищу, но все принесённое я съел в мгновение ока, как собака, и запил всё ароматным и сладким чаем.

Еда меня разморила, и я заснул.

Мне снились военные сны. Я даже обрадовался этому, потому что во сне я могу узнать, как меня зовут, откуда и кто я. Безвестность - это очень плохое состояние. Но все курсанты и командиры обращались друг к другу только по воинским званиям, точно так же обращались ко мне. И тут я увидел командира нашего дивизиона по кличке "швабер". Боевой сержант-артиллерист, дошедший со своей пушчёнкой до Берлина, ставший офицером после войны и дослужившийся до полковника уже в наше время. Однажды, когда мы ждали высокую комиссию, он схватил швабру дневального и вымыл то место, которое ему показалось недостаточно вымытым. С тех пор кличка "швабер" к нему прилепилась намертво. Впрочем, офицер должен уметь делать всё и даже показать солдату, как нужно мыть пол, а после этого снимать с солдата семь шкур за плохо вымытое помещение. Курсантская форма почти такая же, как и солдатская, разве что пуговицы блестящие и сапоги хромовые, да ткань на мундире повыше качеством, но четыре года солдатской жизни делали офицера знатоком воинской жизни и его требовательность поддерживала боеспособность армии.