Сергей Синякин - Der Halpbblutling

Ун-Леббель входил в третью двойку, поэтому отвлекаться на дальнейшее распределение маршрутов он не стал, а просто опустил щиток своего шлема, вывел на него топографическую карту района намеченной операции и принялся внимательно изучать ее. Едва ли не самая главная задача солдата — хорошо знать район, в котором ему предстоит действовать. Ун-Леббель был хорошим солдатом. Как каждый из команды, в которую входил он.

Было тепло.

Стояла прекрасная погода, которую русские почему-то называли бабьим летом. Бабами они называли своих женщин, но почему теплые дни октября назывались их летом, ун-Леббель не мог взять в толк. Педагоги в школе были правы — русские глупый и непоследовательный народ. В жизни этого странного народа важную роль играли две несовместимые вещи — водка и женщины. По крайней мере, все истории, которые ун-Леббель слышал о русских, касались именно водки и женщин. И драк. Почему-то русские числили себя умелыми бойцами, хотя ун-Леббель без труда мог уложить в рукопашном бою с десяток нападавших, если они будут русскими. Впрочем, и среди них имелись уникальные экземпляры, обладающие медвежьей силой и змеиной верткостью. Однажды в одном из увольнений ун-Леббелю и товарищам пришлось оказывать помощь гражданским властям в задержании одного буйного русского. Ганс так и не понял, являлся ли этот русский городским партизаном, которых, правда, с каждым годом становилось все меньше, или он просто вступил в конфликт с вспомогательной полицией по пьяной лавочке. Но факт остается фактом — прежде чем Ганс и пятеро камрадов из команды сумели скрутить буйного русского, он уложил шестерых гражданских, да и двоих товарищей ун-Леббеля тоже пришлось отправить в госпиталь с переломами рук и сотрясением мозга. Тем не менее такие среди русских были в редкость, да и трезвых среди них встречалось мало, — водка для русских продавалась в каждом магазине и даже в уличных киосках и стоила сущие пфенниги.

Железнодорожное полотно у моста плотно усеивал гравий, и ун-Леббель порадовался, что их двойке не придется месить грязь. Выпрыгнув из бронетранспортера, они с Фридрихом ун-Битцем быстро поднялись на насыпь и заняли, как того требовал устав, входы и выходы с противоположных сторон моста — Ганс с северной стороны, а Фридрих — с южной.

В синем небе с запада на восток шли два «хейнкеля», оставляя за собой пушистые хвосты инверсионных следов. Ун-Леббель вдруг подумал, что с удовольствием поменял бы свой шмайссер с подствольником для фаустпатрона на кабину такой вот грозной машины. Быть летчиком империи было престижно — фюрер не раз заявлял, что исход любой войны решает авиация. Именно перехватчикам Германия была обязана тем, что на ее территории в последние годы не упала ни одна бомба. Если, конечно, не считать русской бомбежки сорок первого года. Дивизионы грозных машин, обосновавшись на оккупированной Кубе, надежно блокировали летающие крепости американцев, а ответов, аналогичных немецким «фау» и «штернспитце», хваленая до Восточной войны американская наука еще не придумала. Говорили, что подводники рейха несколько раз фиксировали неудачные испытания американских ракет на тихоокеанском побережье, но пока это все не выходило за рамки экспериментальных работ, которым не суждено было завершиться, ведь фюрер, выступая перед немецким народом в апреле этого года, четко сказал о необходимости покончить с зажиревшими американскими плутократами до намеченного на пятьдесят восьмой год Европейского дня молодежи, к которому уже обстоятельно готовились и Берлин, и вся Германия, и дружественные страны. Ун-Леббель подал рапорт начальству с просьбой направить его в авиационную школу, но рассмотрение подобных рапортов, поступивших от «хельпблутингов» обычно затягивалось в связи с многочисленными и обязательными проверками, и вполне вероятно, что последнюю войну ун-Леббелю придется дослуживать в команде. Это было хорошо и плохо одновременно. Хорошо это было тем, что рядом окажутся верные камрады, с которыми себя можно показать с наилучшей стороны, а плохо тем, что исполнение мечты Ганса отодвигалось на неопределенное время.

Перехватчики ушли далеко на восток, а у белых домиков Мариновки было тихо. Потом, разбрасывая красные искры, в синее безоблачное небо устремилась сигнальная ракета, и сразу псе изменилось — у домиков появились люди в черном, до моста донесся хриплый лай собак, потом хлопнул одиночный выстрел, за ним другой, ударила автоматная очередь, и все стихло.