Петр Иванов - Мы ничего им не должны!

Не трогали до вечера третьего дня и дочь солдатки Глашу, у них дом был последний в улице и просто не добрались до него в ходе "веселого" погрома. Услышав выстрелы и крики девчонка схватила в охапку свою младшую сестренку и опрометью кинулась с ней в лес. Откуда только силы взялись у хрупкой девицы на такой забег с препятствиями непонятно, но в панике люди и не такие вещи проделывают. Ночь они провели в лесу, скрываясь среди кустов малины на вырубках, где деревенские дети и дикие животные давно протоптали массу тропинок – получился своего рода колючий лабиринт. Здесь можно было случайно напороться на медведя – еще одного любителя сладкой лесной ягоды, но люди казались тогда страшнее дикого зверя. На рассвете второго дня Глаша, подойдя к околице, издали внимательно рассмотрела родную деревню и опрометчиво пришла к выводу, что опасность уже давно миновала. К обеду они с сестрой вернулись домой, а к вечеру прибежала от соседского помещика Дарья, напуганная быстро распространившимися по округе недобрыми слухами. Увидев рядом мать, Глафира окончательно успокоилась, сработали детские иллюзии, ребенок всегда в таких случаях считает, что родители смогут его защитить от практически любой опасности и полагается на них. И следующая ночь тоже прошла нормально, никто небольшой домик на дальнем конце улочки не потревожил, видимо пока их сочли недостойными "высокого" внимания помещика. С раннего утра по деревне опять деловито забегали барские "быки", смешно матерясь на ломаном русском и грозно размахивая дубинками, для важности – надо полагать. Основной оброк из Сосновки уже к тому времени успешно выбили, теперь развернулась работа с отдельными неисправимыми должниками, их снова потащили в дом управляющего на "разборки". Оказалось, что у барина не только обычные средства воздействия припасены – палки, розги и дубинки, но и хитрые палаческие приспособления имеются, от одного взгляда на которые у нормального человека кровь стынет в жилах – тисочки и щипчики всякие интересные, для пальцев и для других органов. Граф ничего нового не придумал в этом плане, просто порылся по старым закромам у предшественников, еще помнится Екатерина Великая жаловалась Вольтеру, что нет в России барского дома, где бы не было палаческих приспособлений. Все привлеченные по второму разу "ленивые" мужики глубоко раскаялись и поклялись продать все имущество до последней рубашки, залезть в долги, но оброк и подати исправно и в срок уплатить. Вечером, когда граф с Козликом смаковали неспешно французское вино и подводили итог проделанной работы. Когда они сверяли списки наличного сосновского "быдла", то неожиданно обнаружили несоответствие, по одним ведомостям Глаша, дочь солдатки Дарьи числится крепостной на оброке, а в других, полученных от Анкифия Карповича, девчонка не значилась совсем, словно ее и не было. Барин велел разобраться и навести справки, и тотчас "быки" приволокли к нему первого попавшегося им на деревенской улице крестьянина. Что, он не помнит ничего? Не беда, освежили память пейзанину испытанным средством – врезали дубинками по почкам, и тот сразу же сообщил, что Глаша месяц назад вполне официально вышла замуж за нижнего чина, унтер-офицера 13-го егерского полка.

– Кто разрешил? А ну живо волоките сюда эту прошмандовку, я сам лично разберусь с ней! – проревел грозный господин, и ретивые слуги бегом кинулись выполнять приказ.

Охранники галопом, точно табун лошадей, подняв до небес тучу пыли, пронеслись по улице и вломились в самый крайний дом к солдатке. Дарья пришельцам дочь отдавать добровольно не захотела. Она протестовала и кричала, что Глаша вольная и у нее бумага на нее есть. Но добилась женщина только одного – ее жестоко избили и только по недостатку времени не "обидели", с бабами графская гвардия при оказании сопротивления не церемонилась, да и без оного тоже. Во время схватки в избе вторая ее дочка – Машка вовремя успела спрятаться, малышка в страхе забилась не то под лавку, не под печку и "быки" маленькую девочку не заметили и потому не тронули. А вот саму Дарью телохранители попинали от души и с наслаждением, мстя за оказанное противодействие. Упирающуюся и орущую благим матом, Глашу на руках доставили к барину, там сцена почти повторилась.

– Вольная говоришь! Ты!!! Я тебе б…дь малолетняя сейчас покажу, кто тут свободный, а кто нет! – обиделся барин на вполне справедливое требование девочки отпустить ее. По закону Глаша, став супругой солдата российской императорской армии, автоматически перестала быть крепостной и барин никаких прав на нее более не имел, теперь девочка числилась за военным ведомством.