Елена Ершова: Рубедо [СИ]

Марго остановилась, запыхавшаяся, оттерла взмокший лоб. Из переулков потянулись горожане — кто с досками, кто с револьверами. Возможно. Были они из тех, кто шел в крестном ходе епископа. Возможно, они вовсе не участвовали в том бунте — важно ли это теперь?

В домах распахивались окна. Мужчины, осторожно выглядывая, спрашивали:

— Что происходит?

— Идем Авьен защищать! — вразнобой, но всегда одно и то же отвечали из толпы.

Хлопали двери. Люди выходили на улицу. Прислушивались к барабанному бою и реву труб, и лица их становились решительны и серьезны.

— Кто кроме нас самих защитит? — рассуждал краснолицый здоровяк, шагая чуть впереди Марго и обращаясь к своему невысокому кучерявому спутнику.

— Слышал, что за бойня в госпитале была? Также хочешь?

— А говорили, его высочество по молодости сильно кутил и до фройлян был охоч, — замечал кучерявый.

— Хе, хе! По молодости и я был до фройлян охоч! Дело молодое! Зато чахотку от нас отводит.

— Моя сестра рассказывала, как у нее двоюродный брат выздоровел, едва новый эликсир принял, — поддакнул коротышка и стрельнул хмурым взглядом в сторону Марго.

— А я был в Авьенском заказнике и видел, как Спаситель огнем полыхнул! Ух! Так и загудело все! Как не уверовать? Слышал, как все уляжется, нашего брата на заводе только девять часов будут работой нагружать и платить, как за четырнадцать.

— Как это? — удивился кучерявый. — А потом куда?

— Потом домой. Хочешь — в театры ходи. Хочешь — жену люби.

Оба расхохотались и теперь окончательно заметили Марго.

— Вы куда это, фрау? — сдвинул брови верзила.

— Куда и все. Город защищать, — ответила она. Уловив непонимание в глазах, добавила тише: — У меня… муж там. Мы были в госпитале… все видели… я сбежала, а мужа под конвой… — Она сжала руки у груди, задержала дыхание, боясь, что ее отправят обратно, что она не совладает с толпой раззадоренных мужчин, что не увидит Генриха.

— Держитесь позади, фрау, — сказал верзила. — И на рожон не лезьте.

Шествие пересекло Айнерштрассе и повернуло к Петерплацу.

Тогда-то и послышались первые выстрелы.

Мучительно сжалось в груди. Первобытный страх смерти — страх огня! — сжал горло точно клещами. Марго замедлила шаг.

Впереди расстилалось пространство площади, в былые времена справа ограниченное лестницей собора, слева — чумной колонной в память о первых эпидемиях, охвативших Авьен. Сейчас эта прямая линия была нарушена преградой в виде баррикады. В ход шло все: бочки из-под вина, отодранные с гвоздями доски, колеса, груды камней, снятый верх экипажа, увенчанный знаменем, сделанным из простыни — все это выросло на площади меньше чем за час. Перед баррикадой лежали несколько трупов гвардейцев. Ветер доносил стоны раненых. А позади, оставляя лишь узкий проход, мятежников прикрывала лестница кафедрального собора.

— Умно придумано, — сказал кто-то за спиной. — Разделяемся, ребята! Кто — к дворцу, кто — на баррикады! Давай, давай!

Люди пришли в движение.

В то же время гвардейцы предприняли новый штурм.

Пригибаясь под градом летящих из-за баррикады камней и пуль, солдаты наступали, заходя со стороны и пытаясь подступить с тыла. Мятежники отстреливались, просунув ружья в щели между булыжниками и бочками. Черный дым повис над площадью траурной вуалью, и Марго зажала рот ладонью — платок она потеряла при бегстве.

— Дайте мне револьвер! — придушенно крикнула пробегавшему мимо горожанину.

Тот мазнул по Марго пустым взглядом и шага не сбавил.

Люди мелькали, прятались фонарными столбами, палила оттуда — по гвардейцам или мятежникам? В дыму не разобрать.

— Сдавайтесь! — срывая горло, кричали офицеры. — Огонь!

Пригибая голову, Марго засеменила вдоль стен. Пули чиркали по кирпичу над ее головой. Сыпалась на шляпу каменная крошка. Успеть бы до того угла! Там до фонарного столба. А от него до чумной колонны десять шагов.

Не оборачиваясь, зайцем рванула вперед.

Со стороны истошно заорали:

— Куда? Куда?! Ложись!

Марго не споткнулась — просто, повинуясь инстинкту, распласталась по мостовой.

Огненный град яростно обрушился с неба. Дым щипал ноздри и разъедал глаза. Пахло порохом и кровью. Кто-то хрипел, елозя шпорами по взмыленной земле.

Приоткрыв правый глаз — левый запорошило пылью, — Марго различила умирающего солдата: шинель чернела на глазах, пальцы дергались в агонии. Вот последняя судорога выгнула тело. Вот — вздрогнул и застыл. Голубые глаза — глаза Родиона, — в немом вопросе уставились на Марго — «за что?»