Леонид Резников - Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

– Вай мэ! – в ужасе вытаращился на брата Касым. – Да как у тебя, оборванца, только и язык повернулся такое ляпнуть! Она ведь беременна!

– Восьмым, за девять лет, – кивнул Али-баба, натягивая на ноги старые разношенные чувяки. – Она еще что-нибудь окромя этого умеет делать?

– Да как ты… да я тебя… – возмущенно запыхтел Касым, багровея от возмущения. Его маленькие, заплывшие жиром глазки неистово завращались.

– Что? – спросил Али-баба, состряпав наивную физиономию, и закинул на плечо иззубренный временем и изрядно покрытый ржой топор.

– Не забывай, бездельник, в чьем доме ты живешь! – надменно пропыхтел Касым.

– Я всегда это знал, а вот ты, похоже, подзабыл, брат, – Али-баба отвернулся и направился к двери.

– Это мой дом! Мой!!! Слышишь? – крикнул ему вслед Касым, гневно запахивая синий шелковый халат, все время расходящийся на объемистом пузе.

– Этот дом, – не оборачиваясь, бросил ему Али-баба, – своими руками построил наш отец.

– Наш отец был такой же непутевый как и ты! Он умудрился заложить даже дом. А я его выкупил! Значит, он мой.

– Я рад за тебя, – криво ухмыльнулся Али-баба и вышел на двор. – Привет беременной Айгуль!

Скрипучая, давно рассохшаяся дверь, сбитая из плохо пригнанных друг к другу досок, закрылась за его спиной, но из дома еще долго доносились однообразные путаные проклятия. Подобные перебранки стали уже ежедневным ритуалом, и потому Али-баба, по характеру человек незлобивый, но хитрый и острый на язык, каждый раз успевал улизнуть раньше, чем разразится настоящая буря. С жадным и беспринципным братом говорить ему было не о чем, но он еще ни разу не упустил возможности поддеть его по тому или иному поводу, что несказанно раздражало Касыма. Однако Касыма выводило из себя не только это. Больше все его злило в брате то, что он никогда с лету не мог подобрать нужных слов для достойного ответа Али-бабе, а когда наконец они отыскивались, то Али-баба успевал куда-нибудь слинять…

В узком, продуваемом всеми ветрами стойле, накрытом соломенной крышей, сонно кивал головой старый лопоухий ослик. Но, хотя он и был стар, и характер его тоже оставлял желать лучшего, Али-баба ни в какую не хотел избавляться от него, предпочитая старого друга еще неизвестно какому новому. У ослика не было даже имени. И Али-баба называл его за глаза «лопоухим».

Завидев своего хозяина, ослик радостно заржал. Только не подумайте, что ему так уж хотелось тащиться куда-то в горы с утра пораньше, да еще переть обратно на себе две вязанки дров – осел ждал подачки, и Али-баба не смог обмануть его ожиданий и сегодня.

– Приучил же на свою голову, – посетовал на нелегкую долю Али-баба, приближаясь к стойлу, порылся в глубоком кармане штанов и вытащил сморщенную морковку. – На уж полакомись, лопоухий.

Осел вытянул трубочкой свои плюшевые губы и аккуратно прихватил ими кончик морковки, втянул ее и принялся задумчиво жевать, вопросительно глядя на Али-бабу, словно спрашивая: это все?

– Не жадничай, – Али-баба похлопал ладонью ослика меж ушей. – Ты хоть поел, а у меня во рту со вчерашнего дня маковой росинки не было.

Осел вздохнул, будто понял, о чем идет речь, но на самом деле ему просто хотелось еще чем-нибудь перекусить, чем-то посытнее жухлой морковки, а еды в этом доме отродясь не водилось. Зато вот в горах!.. Осел знал: в горах произрастали и свежая сочная травка, и дивные на вкус молодые побеги кустов, и даже дикий овес, а чуть в стороне от наливных лугов протекала бурная река, полная вкуснейшей горной воды. Поэтому уговаривать ослика идти в горы Али-бабе, как правило, не приходилось, но вот обратно…

Али-баба вывел ослика из стойла и повел за собой к калитке в высоком глинобитном заборе. Тот покорно засеменил за хозяином, цокая копытами по выложенной плоским камнем дорожке.

– Ты еще здесь? – выкатился из дверей дома Касым, едва не сорвав их с петель. – О, да самый ленивый мул расторопней тебя!

– Знаешь, что? – обернулся к нему Али-баба, остановившись у самой калитки.

– Что? – переспросил Касым, застывая посреди двора. Халат его опять распахнулся, и из-под него вывалилось пузо, туго обтянутое рубахой и подтянутое румолом [6] Румол (тадж.) – национальный мужской поясной платок. .

– Лучше не передавай от меня привет твоей жене.

– Почему?

– Она еще решит, что я высокого мнения о ее достоинствах.

– Каких еще достоинствах? – опешил Карим.

– Человеческих, разумеется. Остальные – это твои проблемы, – усмехнулся Али-баба и выскочил в калитку.