Анатолий Подшивалов - Господин Изобретатель. Часть I

Ну вот еще, месяц мне что ли бревном лежать, да и морально неудобно когда под тебя молодая женщина судно подкладывает, слава Богу, пока не приходилось испытывать. Это мне не приходилось, а вот Сашка тетки не стесняется, похоже она за ним с детства ухаживала.

— Да ну его, он сам ничего не соображает, только скалится и опием пичкает, а к нему может быть привыкание, — попытался я убедить тетку. — Не волнуйся, я себя хорошо чувствую, голова уже не болит. А вставать потихоньку надо, а то пролежни заработаю, да и мышцы ослабнут.

— Хорошо, я тебе за ширму рядом с кроватью горшок поставлю.

Так, осторожно сажусь в кровати и ставлю ноги на пол. Да, на мне длинная рубаха до колен и внизу торчат хилые бледные безволосые голени, прямо ощипанные цыплячьи лапки. Осторожно поднимаюсь, не хватало еще ортостатического коллапса после длительной отлежки. В институте у нас проводились эксперименты по имитации невесомости путем лежания на резиновой мембране в ванне с теплой водой, так, что не чувствуешь своего тела. Так после этого даже крепкие мужики встать на ноги не могли, имитация отсутствия гравитации приводила к детренированности мышц и стенок сосудов, обеспечивающих их нормальный тонус. А тут много ли такому цыпленку надо, хватит и недели. Нет, ничего, осторожно выпрямляюсь после того как немного посидел в кровати и сердце привыкло качать в голову кровь против вектора гравитации. Встал на пол, Елизавета рядом, готовая подхватить, если схудится и упаду. Вроде голова не кружится, тело устойчиво, делаю шаг, второй и скрываюсь за ширмой. Потом в обратном порядке возвращаюсь в постель. Все, первый выход в иновременное пространство закончен, слава первопроходцам Хроноса! [3] Хронос – бог времени. Ура, товарищи! Награждение орденами и медалями, поощрение непричастных и наказание невиновных переносится по не зависящим причинам на более позднее время.

Тем более, что Шурка проснулся, разбуженный необычной активностью вселенца:

— Шеф, мы что, ходим?

— Ага, передвигаемся во времени и пространстве. Надо бы отдохнуть немного и пойти погулять. Свежий воздух – то же лекарство. Саша, ты распорядись насчет одежды – что и как тут носят по погоде.

Хорошо, что Лиза позвала Генриха. Он удивился быстрому ходу выздоровления, осмотрел Сашу, а надо сказать, делал он это более профессионально, чем платный эскулап: посмотрел глазодвигательные рефлексы, попросил повернуть голову туда и сюда с закрытыми глазами, а затем открыть глаза – проверил наличие спонтанного нистагма. [4] Нистагм – движения глаз в виде подергиваний. Бывает физиологическим и патологическим – например, при травмах головного мозга. То, что его нет при обычных движениях – норма. То есть, Генрих имел более приличные неврологические знания, я бы не удивился, если бы он проверил коленные и локтевые рефлексы, но, видимо, это пока не в моде. В общем, одевшись, в сопровождении Лизы и Генриха мы вышли во дворик и присели на лавочку. Маман ушла то ли к портнихе, то ли еще куда, а то бы точно прогулка не состоялась.

Хорошо-то как! Все-таки в комнате спертый воздух, а на улице благодать. Пахнет листвой, цветами, тишина – ни машин, ни бензиновой вони. Дворик маленький, отгорожен забором от когда-то основного двора дома, построенного Сашиным отцом в Замоскворечье, подальше от Рогожской заставы и поближе к центру. В Замоскворечье селились купцы, как правило, не ниже второй гильдии: большие участки под двухэтажный дом с флигелями стоили достаточно дорого. Купцы на них часто держали и склады, используя для собственного жилья второй этаж дома, флигеля под службы и жильё прислуги, а иногда и приказчиков из лавки, которая занимала первый этаж дома. Флигеля и первый этаж дома были каменные, второй этаж часто деревянный, но у бывшего Сашиного дома и второй этаж был каменный с красивым эркером и балконом-террасой, выходившей в сад. Новый хозяин дома за забором срубил сад, заняв место под грядки с капустой и огурцами, а главным образом – под дощатые сараи с товаром. К нашему забору теперь примыкала чужая баня, а вот своей я что-то не заметил. На Сашиной стороне из построек остался только каменный каретный сарай-конюшня, возле которого с бричкой возился мужик.

— Антип, — крикнула ему Лиза. — А где Глаша?

— Пошла на базар за провизией к обеду, барышня, [5] Антип назвал Лизу барышней, а не барыней, так как помнил ее молоденькой девушкой, а барыня для него – это жена хозяина дома или мать наследника, пока он не женат. — ответил Антип, невысокого роста широкоплечий бородатый мужик в ситцевой линялой рубахе и серых портах, заправленных в поношенные сапоги. Раз бричка была здесь и сломана, то барыня и молодой барин уехали на извозчике.