Не успели ополченцы сформировать что-то похожее на строй, как из него раздались испуганные крики: «смотрите…», «хунхузы…», «маньчжуры…», «надо бежать…» и прочее.
Повернувшись в сторону дороги на Тамбовку, куда показывали кричащие, я увидел клубы пыли и вскинул к глазам бинокль.
– Молчать! Прекратить панику! – надсаживая горло, рявкнул я. – Это казаки! Четвертая сотня!
Почему именно четвертая, да потому что впереди всех я в бинокль рассмотрел офицера с рыжим чубом. Вскоре Ромка подлетел к строю и резко осадил коня. Сопровождал его десяток казаков.
– Господин капитан, полковник Печёнкин направил меня узнать, в чём причина открытия огня и что происходит.
– Где господин полковник?
– Вместе с сотнями и орудиями следует сюда к перевозу, – ответил Ромка, вытирая пыль с губ. – Мы вчера встали на постой в Тамбовке, после того как проверили маньчжурские деревни в Гильчинской волости. В самом Гильчине хунхузов почти под сотню уничтожили. У них даже три пушки было. С утра услышали стрельбу в стороне первого поста, которая начала смещаться в сторону города. Иван Николаевич принял решение вести свой отряд к перевозу.
– Это хорошо. Скачи к нему и доложи, что на первый пост напал отряд китайских войск в составе более двух тысяч человек с пятью пушками. Ополченцы с поста сбежали. Рота Басова и казаки Вертопрахова под командованием полковника Гинейко под непрекращающимися атаками противника отступают от пикета к перевозу. Я с двумя взводами стрелков и пятью пулемётными расчетами привожу сбежавших дружинников в чувство и начинаю организовывать оборону. В городе и области объявлено военное положение. И лучше вам поторопиться. По городу ходят слухи, что китайцы переправились через Амур выше Верхнеблаговещенской станицы.
– Слушаюсь, господин капитан, – Ромка козырнул, потом огрел круп коня нагайкой и с места рванул галопом. За ним унёсся десяток казаков.
Минут через двадцать, пока я приводил в порядок дружинников, которых с учетом всё прибывающих набралось уже около трех сотен, а стрелки с пулемётными расчетами готовили позиции, одновременно на дороге от Тамбовки и от первого поста вдоль реки появились солдаты и казаки. Наблюдая в бинокль, я увидел, что отряд полковника Гинейко никто не преследует.
Вскоре состоялось совещание офицеров под руководством полковника Печёнкина. Было принято решение отрядам Гинейко и Печёнкина выдвигаться к первому посту. За ними должны были выйти дружинники, под руководством десятка казаков. Многим из горе-вояк надо было найти брошенные винтовки, с которыми так тяжело было бежать. Этим Аникам-воинам я объяснил, что их ждёт за утерю выданного казённого оружия в условиях военного положения. Те прониклись и даже хотели идти впереди солдат и стрелков – кому же на каторгу хочется.
Я же со своим сводным отрядом стрелков возвращался в город. На левом берегу перевоза решили оставить сотню наиболее боеспособных ополченцев из Тамбовки и оба парохода.
Информация о высадке китайцев выше станицы Верхнеблаговещенской, слава богу, не подтвердилась. Посланные разъезды казаков не нашли каких-либо следов переправы. Однако отличились дружинники-добровольцы, также отправленные для разведки обстановки в районе Верхнеблаговещенской станицы. Сто семьдесят славных хлопцев под началом судебного следователя поручика Соколова, как те самураи, решили «перейти границу у реки». Точнее, в ночь с пятого на шестое дружинники переправились на лодках на китайский берег и напали на китайский пикет, стоявший в Солдатской пади выше станицы. На этом посту было около ста китайских солдат, почти половину из которых дружинники уничтожили, а остальные сбежали в сторону Сахаляна. С нашей стороны потери составили один казак, пропавший без вести, и подпоручик второй Восточно-Сибирской артиллерийской бригады Юрковский, погибший, можно сказать, по неосторожности. В открытую сунулся к окну фанзы, где засели китайцы, и получил пулю в упор.
Это была первая потеря в офицерском составе гарнизона Благовещенска. Шестого июля в Покрово-Никольской церкви состоялась панихида по убитому подпоручику Юрковскому. На службе присутствовали сослуживцы покойного и военный губернатор Грибский. Седьмого июля состоялось погребение Николая Викторовича с подобающими воинскими почестями. Тело усопшего сопровождали все гражданские и военные чины города. Погребальный салют был сделан сослуживцами боевыми снарядами по Большому Сахаляну, где начался пожар. Я также присутствовал на этих похоронах и, когда гроб с телом девятнадцатилетнего подпоручика опускали в землю, думал о том, какого черта в эту вылазку понесло исполняющего дела казначея артиллерийской бригады.
Читать дальше