– Шекк, полный вперёд!
Надо рвать дистанцию, в упор они не смогут стрелять…
– Первое орудие – огонь! Нащупайте их, сбейте им прицел!.. Саша, батарею засекли? – Суюсь к дальномеру.
– Так точно!..
– Передавайте поправки наводчику!..
Снова вылезаю наружу, чтобы оглядеться… В двадцати метрах перед нами с грохотом вздыбливается земля, на месте полотна – воронка, рельсы, как проволоку загибает вверх и в стороны!.. Приплыли, бл…
В следующий миг корпус броневагона сотрясается от страшного удара, чудом успеваю ухватиться за поручень, чтобы не слететь на откос… Носовой башни, судя по всему, считай – нет, снаряд попал под неё, взрывом сорвало люк, отлетевший далеко в сторону, похоже, остались мы без артиллерии, второе орудие в мёртвой зоне… Вперёд двигаться не можем, назад… Скорее всего – тоже, как-то нехорошо мы накренились, колёсную тележку разбило?..
Суюсь снова внутрь, выглядывая Шекка:
– Карел, полный назад!..
Моторист переключает реверсную муфту, даёт газ, дно дёргается под ногами, слышен какой-то лязг и скрежет, но с места не двигаемся.
– Найн! Клапт нихь! [46] Не получается.
– От отчаяния он переходит на родной немецкий…
П…ц, приплыли!! Ладно, тогда – по-другому!..
– Слушай мою команду!! Первые два пулемёта каждого борта прикрывают высадку, остальные – снимаем машинки – и в поле! Интервал – пятьдесят метров, занять позиции, прикрыть огнём оста… – доорать не успеваю, удар, грохот бьёт по перепонкам, внутри вагона становится ослепительно светло, меня, как пробку из бутылки шампанского, сильнейшим толчком воздуха выбивает наружу, удар о землю вышибает из лёгких весь воздух, перед лицом встаёт щебёнка откоса, редкие, чахлые травинки и ещё один взрыв метрах в десяти… Затем наступает Великая темнота…
* * *
В ушах слышен шорох прибоя, но волны почему-то сдвоенные… Шур-шур… Шур-шур… Сквозь закрытые веки пробивается багровый свет. Пытаюсь открыть глаза, висящая на потолке лампа дневного света позволяет сделать это лишь на долю секунды. Но и этого хватает, чтобы увидеть стены медсанчасти, выкрашенные знакомой до тошноты светло-зелёной краской, и прозрачный пластиковый прямоугольник капельницы прямо над головой…
– Арищ… арш… нант…
Полностью услышать слова не получается, звуки доносятся с паузами…
– Товарищ… ший лейте…
Вторая попытка открыть глаза, надо мной знакомые лица – медсестра Вера Николаевна, фельдшер Женька и начмед капитан Демиденко со своими знаменитыми «запорожскими» усищами… Я… Я что? Обратно?!.. Нет!.. НЕТ!.. НЕ ХОЧУ!.. Я не хочу обратно!.. Я хочу туда! К Даше! К Машуньке! К своему батальону!.. Пытаюсь всё это выкрикнуть, но резкая боль в правом боку превращает вздох в пытку, а крик – в еле слышный хрип… НЕ ХОЧУ!.. Багровая пелена снова заполняет голову… Темнота…
Опять знакомый прибой в ушах… Опять свет режет глаза… Но не сильно, электрическая лампа закрыта матовым колпаком. Звуки… Кто-то говорит… Кому? Что говорит? Непонятно…
Острый запах бьёт в нос… Нашатырь? Противно… Но зрение удаётся сфокусировать на тех, кто возле меня… Даша… Дашенька!.. Моя любимая, милая и ненаглядная красавица сидит рядом и сосредоточенно считает пульс, держа меня за запястье. Красные от усталости и, наверное, слёз глаза, рыжая прядка, выбившаяся из-под косынки… Рядом – доктор Голубев, нервно теребящий пальцами свою бородку и… Мартьяныч?.. Глаза старого лекаря и ведуна светятся каким-то… неземным, что ли, успокоением… Откуда-то справа раздаётся шум, надо мной нависает Павлов… Глаза опять закрываются, я проваливаюсь в дрёму-полусон…
Снова прихожу в сознание от запаха нашатыря, но чувствую себя гораздо лучше… Слабость и какая-то детская беспомощность, даже пошевелиться нет никаких сил, в правом боку при каждом вздохе колет, в правой руке у локтя свербит дёргающая тупая боль, но голова уже не болит, в ушах не шумит, и даже думать могу без негативных последствий.
Дашенька снова рядом, пытаюсь что-то сказать, но она прикладывает пальчик к моим губам, запрещая разговаривать, затем подносит поильничек, делаю три глотка водички со вкусом незнакомого травяного отвара…
– Тебе нельзя разговаривать, ты очень слаб… – Уголком косынки она вытирает слёзы, скопившиеся в серых глаз… – Ты не мог поберечь себя? Для меня? Для дочери?.. – Она жалобно всхлипывает, потом, наклонившись ко мне и виновато целуя, шепчет: – Не слушай меня… Прости… Я сама не знаю, что говорю.
Читать дальше