Иван Кузнецов - Долг [litres]

Иногда я «плыву»: натыкаюсь на необъяснимое противоречие, не могу припомнить какого-то события, факта. Мучительные поиски в глубинах памяти не дают результата. Тогда приходится останавливаться, отвлекаться на что-нибудь. Тут бывает полезно погулять, почитать, сходить в кино и даже посмотреть телевизор: вдруг то, что нужно, по ассоциации вытягивается на поверхность, как рыба на крючок. Кое-что всё-таки пришлось отложить на потом. Но не много.

Иногда то, что вспомнилось, кажется неправдоподобным, придуманным, я не могу поверить самой себе. Тогда иду в библиотеку. Благодаря связям в учёном мире, я стала счастливой обладательницей билета в Ленинку. Кое-что нашло подтверждения, а кое-что так и осталось под вопросом…

В детстве и ранней юности я занималась разными домашними делами легко, если не с удовольствием. И убраться, и постирать, и приготовить – всё было мне в охотку. Теперь же – как перегорело что-то.

Дома я практически не готовлю. Так повелось. Утром – чашка кофе да бутерброд…

«Немецкая» привычка к кофе прочно въелась в мой быт. Только с чувством лёгкого ужаса я могу себе представить утренний завтрак в сопровождении чая. За хорошим кофе регулярно хожу, как правило пешком, на улицу Кирова. Для перерыва в работе – снова чашка кофе. Вечером кофе нельзя пить, а то не уснёшь, да и не хочется, но подкрашенную водичку под названием «чай» – тем менее. Пью растворимый цикорий или зерновой. Всё – абсолютно несладкое: тоже привычка военных лет…

Обедала до недавнего времени в столовой на работе, вечером – так, что-то перехватывала. Теперь захожу в кулинарию «Праги» и беру что-нибудь из их вкуснейших полуфабрикатов, дома остаётся лишь разогреть. Только по выходным и только к завтраку у меня – готовка: варю какую-нибудь вкусную кашу. Раньше не думала об этом вовсе, теперь же часто вспоминаю, как мы с девчонками варили каши в эвакуации, на всех, и так старались!.. И бабушкины каши вспоминаю в деревне. Практически из топора она варила, а как вкусно казалось… От воспоминаний слёзы начинают капать в кастрюлю, но это не дело совсем: еда должна быть связана только с радостью. Хорошо, что я недавно припомнила, как готовили монахи в тибетском монастыре. Нашла в литературе кое-какие простые мантры. Теперь, если взгрустнётся, читаю их про себя, и на душе проясняется.

Крупную стирку, вроде постельного, ношу в прачечную. Остаётся раз в неделю замочить в тазике блузки да бельё.

Чистоту и порядок люблю всю жизнь, так что комнату свою регулярно убираю. Хуже, когда раз в месяц выпадает дежурство по квартире. Нет, так-то у нас все чистоплотные и аккуратные. Соседи у меня – на зависть! Но долгое это занятие – уборка; скучно мне до отвращения.

Что же изменилось по сравнению с прежней жизнью? Должно быть, всё дело в том, что в прежней жизни мне не приводилось выполнять домашнюю работу в одиночестве.

В деревне дома находился отец. Он мастерил что-нибудь для себя или на продажу, устроившись у окна.

И что бы я ни делала, мы весело с ним болтали, или он рассказывал фронтовые истории. Если у бабушки в доме – так она всё шутками-прибаутками сыпала, песенки мы с ней пели…

Ленинградские соседи, которым я помогала с домашним хозяйством, так старательно выполняли свою часть договора, что меня только стирка могла спасти: когда вода сильно шумит, уже никто не пристаёт к тебе с задачками и пересказом прочитанного. А иначе – сидит соседка, уютно устроившись в кресле, я пол мою, подоткнув юбчонку, и безуспешно стараюсь припомнить, сколько будет семью восемь.

– Тётя Маша, я не могу больше! Я попозже ещё поучу, тогда всё-всё отвечу вам, ладно?

– Хорошо, ступай учи!

– Я только пол домою – ещё вот тут и в коридоре осталось.

– Нет уж, иди, я сама домою!

Что случилось? Я же так стараюсь!

– Разве я плохо мою?

– Нет. Ты выполняешь свою работу отлично: пол блестит, ни соринки. А я свою работу делаю плохо: умножения ты по-прежнему не знаешь. Так что мне стыдно принимать от тебя помощь, когда я тебе помочь не могу!

Я начинаю поспешно соображать: семью семь – сорок девять – это точно знаю, а к девяти что ни прибавь – в конце получится на единичку меньше. Значит, сорок девять плюс семь выходит пятьдесят шесть.

– Пятьдесят шесть, правильно?

– Вот и молодец! То-то же!

Разве заскучаешь за такой уборкой?

Про Лабораторию и говорить нечего: там мы с девчонками все заботы делили поровну…

Ну а теперь-то что же по-другому? Соседей полна квартира. На кухне хозяйки интеллигентно беседуют. Но мне отчего-то не хочется участвовать в их разговорах. Не интересно мне ни про цены, ни про выкройки и рецепты, ни даже про Карибский кризис. Говорят они и о спектаклях, кинофильмах, книгах, литературных журналах.