Александр Забусов - Византийский узел [litres]

В это же время подразделение Ратмира так же удачно сработало в своей полосе. На их долю пришлось всего десятков пять печенегов, сказалось то, что направление главного удара кто-то из вождей определил именно по спящему лагерю и пристани. Из капкана не ушел ни один копченый. Сама ночь подходила к концу, серые, еще довольно темные сумерки вползли в долину. Над самой долиной раздался отдаленный гул, который с каждой минутой нарастал. А вскоре все пространство над ней заполнилось ордами конных кочевников, они врывались в дорожные проемы, спускались с пологих круч. Шум стоял невообразимый, боевые кличи слышались повсюду. Ржали, храпели лошади, понукаемые всадниками, с неохотой спускаясь в низину.

«Да, они нас массой, количеством задавят», – подумал Монзырев, глядя на происходящее.

Посыпались, запели, засвистели стрелы с обеих сторон, щиты русов покрылись щетиной от застрявших в них вестниц смерти. Кто-то вывалился из строя, истекал кровью. Кто-то захрипел в предсмертной судороге, схватившись за горло или грудь, пытаясь выдернуть тонкое древко. Щиты сдвинули еще плотнее, выставив вперед пики, обрубали волосяные арканы, удавками затянувшиеся на телах и оружии русов. Строй скалой стоял на месте, будто ноги дружинников вросли в грунт. Щелчков арбалетов в этой кутерьме не было слышно вовсе, из щелей и бойниц блокпоста в плотную массу диверсанты отрабатывали болтами. Завязалась рукопашная внутри укрепления, копченые с седел запрыгивали через низкий парапет из сложенных камней внутрь. Горбыль юлой крутился в ограниченном пространстве, кромсая саблей и ножом плоть, успевал выручать своих, прижатых печенежской массой к стенам, не замечая, как из порезов и ран на его теле струится кровь, пропитавшая незащищенную кольчугой пятнистую рубаху на спине и руках. Мысли в голове отсутствовали, грудь вздымалась, легкие перекачивали воздух кубами, адреналин в крови бурлил. Со стороны происходящее напоминало картину охоты на разбуженного, поднятого из берлоги медведя. Обычно так свора лягавых во время охоты, кружась, цепляется зубами в лапы и спину хищника, а шерсть клоками летит вокруг, кровью приклеиваясь к зубастым, пенившимся пастям, когда хозяин леса ударами когтистых лап ломает им хребты, втаптывая в грязь, сам рвет зубами зарвавшихся четвероногих охотников.

Окрасив рассвет легкими красками, чуть выглянувший на востоке солнечный полудиск дал возможность рассмотреть горы трупов людей и лошадей перед покрытыми весенним мхом камнями временного защитного сооружения с внешней стороны, теперь было невозможно верхом на лошадях близко пробиться к его стенам. Внутри него наворопники добивали последних смельчаков, передвигаясь, наступали на мертвые тела, наверное в два слоя устилавшие землю, спотыкаясь и подскальзываясь в крови. Из четырех десятков воропа на ногах осталось меньше половины.

– Ищите своих, может, еще есть живые! – отдышавшись, распорядился Горбыль, глядя, как беспредельно вымотанные подчиненные с отрешенными лицами привалились к стенам, ловили секунды передышки, все помятые, перепачканые кровью, одежда которых превратилась в рванье.

Вокруг продолжали свистеть стрелы, но блокпост выстоял, временное затишье перед ним позволило Сашке посмотреть на возвышенность неподалеку. Сильно истаявшее в бою дружинное каре славян продолжало удерживать шеломань с возвышавшимся на самой верхней точке чуром. Поредевшее воинство отодвинулось, отступило, уменьшилось в размерах, словно льдина, подтаяв, окропила влагой место, где лучи солнца, падая, искрясь в ней, нагревали ее. Где-то там, в этих стройных рядах, находился Святослав, плечом к плечу с простыми дружинниками держал удар орды; где-то там, рядом с ним, рубился Монзырев. Краем глаза Горбыль заметил непонятную сутолоку и волнение в нитке окружения.

– Все ко мне! Залп по правому крылу копченых! – рявкнул он, поднимая вороп на ноги, первым разрядил свой самострел в скучковавшуюся массу противника. Два десятка болтов покинули ложа арбалетов, еще два десятка сорвались с тетивы самострелов, навсегда потерявших в бою своих владельцев. А вскоре через выкошенный болтами проход прорвались восемь человек в пятнистых рубахах, в разгрузочных жилетах, истекающих кровью, неся на себе двоих раненых. Прошли по навалам из трупов, перевалились через уже такую низкую стену.

– Батька, спасибо, что подсобили! – прохрипел Олесь, запыхавшись, переводя дыхание. Это он, упершись рогом, с остатками людей прорвался на блокпост. – Думали, хана нам.