Александр Алексеев - Пилюля

– Слушай, – начал он, – Сниться мне будто я пастух, а одна корова на железную дорогу на рельсы вышла. А тут скорый поезд несётся, гудит. Я побежал корову с рельсов уводить. Чуть-чуть не успел. Её поездом разорвало. Прихожу я к хозяйке коровы весь в крови. Та роняет ведро и орёт:

– Где корова?

А я ей:

– Поездой накрылась! – и, лыбится.

– Всё? – спрашиваю без улыбки.

Васечка то – простой, как три рубля.

А тот дуется:

– Неинтересно с тобой. Как дед старый. Анечка когда придёт?

– Не знаю. И, хватит бренчать всякую хрень… – повышаю голос и пинаю табуретку, с грохотом падающую на пол..

Звуки нездоровых колобковских музыкальных фантазий прекращаются.

Обиделся. Ну-ну. На обиженных воду возят.

Заскучав от безделья, Колобок вышел днём со мной на пробежку. Бежали кросс со сменой ритма. Две минуты – средний темп, одна минута – высокий, полминуты – медленный, полминуты – рывок. После второго круга вокруг Художников Колобок сдулся. На что я ему врезал крылатой фразой: "Нужно меньше пить." Узнав, что Васечка завтра поедет на футбольную базу знакомиться с зимующей частью команды, попросил его выписать на складе футбольный мяч, чтобы на снегу играть.

Собрание команды на завтрашний вечер перенесли, а Пилюля так и не появилась. Так вот спокойно и пролетел этот день. И слава богу.

16 января 1950 года.

Днём у крыльца услышал интересную историю. Сосед, тот, что мне пасть хотел порвать, говорит, дымя сигаретой:

– Ты меня милчеловек извини, если обидел. Я то думал ты охальник какой, а ты её значится на руках. Я Анечку в прошлом годе узнал. С апендицитом в госпитале лежал. Вот там мне и сказали, что она мол "золотая девушка"…

И, затянувшись, продолжает:

– Это прозвище ей сам Сталин дал. Не тот, конечно. Молодой.

Вышедшие покурить подтянулись ближе.

– Это во время войны случилось. Василий Иосифович лично в госпиталь лётчика привёз. Своего друга. У того почки отказали. Кровь нужна. А ночь. – тут рассказчик достал новую сигарету и ему тотчас дали огонька, мол, продолжай.

– На их счастье главврач не успел после операции домой уйти. Спрашивает, осмотрев больного, значится, у всех:

– У кого такая-то группа крови?

А санитарка маленькая говорит:

– У меня возьмите.

– Прямое переливание, понимаешь ли. Сталин потом врача бородатого обнимал, а санитарку назвал "золотой девушкой". Вот, с тех пор и повелось.

Пришёл в госпиталь. Нужно извиниться перед подругой.

Вообщем-то извиняться не за что. Ну, назвал пару раз дурындой и балаболкой. Она же в каждой бочке затычка. Прямо Карлсон без пропеллера.

Представил её с пропеллером и улыбнулся. Тут тётка с посудой мне:

– Уж не Аньку ли ищешь?

– Её. Как к ней пройти.

– Болеет она. Дома. А лучше бы ты к ней не ходил, касатик. Она же девка шустрая. Летом вон с капитаном гуляла, а щас вон с тобой крутит. Говорят, она безотказная. Всем даёт…

Тут толстуха осеклась, увидев доктора. А потом и вовсе припустила с тележкой по коридору. Я узнал в обладателе галстука Бориса Моисеевича, что мне выдал пузырёк с пилюлями.

– Молодой человек, не верьте этой женщине, – взволнованно начал он, – Анечка на комсомольское собрание вынесла вопрос о воровстве продуктов в столовой. Эту…(не стал уточнять кого) сняли с начальства пищеблоком. Вот она и мстит как может… А, вы по какому вопросу.

– К Ане пришёл, а она болеет. Адрес не подскажете?

– Да. Сейчас, – говорит, доставая блокнот, и протягивая листок с карандашом – Записывайте, Афанасьева Анна…

Из госпиталя до указанной улицы добирался на переполненном трамвае. При толчке на стыке рельсов, почувствовал, что меня грабят. При оплате проезда я неосторожно доставал пачку денег и теперь какой-то шкет сзади лезет мне в карман, а бандитского вида парень придавил мою левую руку. На очередном стыке резко поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, прижав левым локтем руку шкета в кармане. Мальчишка не удержавшись на ногах падает на пол не выпуская из кармана руку. Правой рукой хватаю маленькие пальцы с моими деньгами. И глядя на старшего бандоса спрашиваю:

– Вам не пора выходить?

Тот кивает мальчугану на открывающуюся дверь. Уходят.

Делаю себе зарубку на память – не терять бдительность ни на минуту. Время такое.

Иду вот. Мандарины купил, мёд, пирожки. Стучу, спрашиваю:

– Афанасьева Аня здесь живёт?

Дверь открывает женщина бывшая в молодости вероятно красивой. Но, годы несчастий и невзгод стёрли всю красоту с измождённого теперь лица.