Я иногда думаю, как несправедлива судьба к героям: врагов, которые пришли захватить чужую землю и поработить ее народ, хоронят по-человечески – кладбище турецкое, итальянское, польское, немецкое… а люди, которые защищают свою страну и гибнут в жесточайших боях, в большинстве своем остаются безымянными. Хорошо еще, если сохранятся свидетели или участники этих боев, тогда есть крохотный шанс, что кто-то из них расскажет, а может, через много лет и покажет то место, где быть памятнику.
Двадцать четвёртого июня двадцать вторая и тридцатая танковые дивизии совместно имели в общей сложности чуть больше двадцати танков и несколько бронемашин. Но порой как много зависит от умелых действий командиров. Полковники оказались талантливее генералов. Кононов и Богданов сумели остановить войска 47-го немецкого моторизированного корпуса генерала Лемельзена. Юго-восточнее Барановичей, на рубеже реки Щара не было убийственных контратак, но стали применяться танковые засады со всеми возможными элементами ПТО.
О судьбах людей, прошедших со мной эти пять дней, я знаю совсем немного. Поезд с жёнами комсостава благополучно достиг Минска. Танкисты вместе с Литвиненко и Синяковым добрались со мной до Барановичей, где мы расстались двадцать пятого июня. Бои их ожидали тяжелейшие, и живы ли они, одному Ему известно. Одно скажу, я знал, готовился, рассчитывал, старался не рисковать понапрасну – и еле выжил.
Декабрьским утром на окраине Ярославля в пошивочную мастерскую Арона, почти сорок лет известную в кругах деятелей культуры и вдвое меньше у среднего обкомовского звена, зашёл посетитель. Вёл он себя непринужденно, словно бывал в этом месте не раз и, судя по уверенным движениям в заставленном разнообразными предметами обихода коридоре, знал, где что должно находиться. Посетителя звали Отто. Это было его настоящее имя, и в документах на латвийского коммуниста, капитана войск НКВД, волей случая значилось тоже оно. В город немецкий агент-опознаватель прибыл неделю назад и с портным уже встречался дважды. В первый раз, передавая старику письмо от дочери с фотокарточкой, а во второй обозначив некую просьбу: сущий пустяк, организовать встречу с одним человечком.
Поздоровавшись со вставшим из-за стола хозяином, он без лишних слов положил на стул завёрнутый в грубую бумагу отрез шерстяной ткани, снял с себя портупею с командирским полушубком и, насвистывая под нос популярную мелодию шотландской песни, обработанной Дунаевским: «Злодейка акула дерзнула напасть на соседа кита», повесил верхнюю одежду на стоящую у двери вешалку вместе с шапкой. У закреплённого на стене в полный рост зеркала он задержался на минуту. Поправляя ремень, военный несколько раз оценивающим взглядом осмотрел ещё одного клиента, сидящего в самом углу, после чего широкими шагами подошёл к столу.
– Товарищ капитан, я достал пуговицы, – заискивающим голосом произнёс мастер, незаметно скрестив пальцы на правой руке.
– Почему посторонние? – сухо спросил военный.
– Это знакомый, – оправдываясь, тихим голосом ответил Арон, – навестить приехал.
– Документы у знакомого в порядке? Сейчас проверим.
Военный сделал шаг вперёд, а затем остановился, развернувшись вполоборота к портному, который стал что-то лепетать.
– Я вас умоляю, оставьте его в покое, – засуетился мастер, видя, как капитан довольно ухмыльнулся, – давайте материю посмотрим. Твид, очень достойный костюм выйдет…
Самым загадочным оставалось поведение гостя у портного, когда Отто (переговариваясь с мастером) потихоньку шёл к нему через комнату – он почему-то выглядел испуганным. Исходящий некой волной страх явственно было заметен даже по его фигуре, пока разговор переходил с одного на другое (какой лацкан и делать ли шлицы), его плечи сводились вперёд и вниз, пряча хилую грудь, а тощая шея старалась вжаться, лишь бы оказаться ниже. И когда их разделяло всего несколько шагов, капитан неуловимым движением, подобно бросающейся в атаку кобре, вдруг резко сократил расстояние.
– Как поживаете, гражданин Залкинд? – нависнув над стариком, произнёс военный. – Ничего не хотите сообщить о деятельности в Прилепово?
По напряжённой фигуре, да и по глазам Натана читался ужас. Он уже сожалел, что поддался на приглашение «заглянуть на огонёк», прикупить продовольственные карточки. Понимал, что дело нечисто, опыт подсказывал – быть осторожнее, но корысть и привычка жить чуточку лучше за счёт остальных взяли верх. Пришла расплата за всё. По одному тому, как его назвали и о чём спросили, можно было догадаться, что ничего хорошего в дальнейшем не последует, и старый революционер, бомбист и, как оказалось, трус – поплыл. Упав на колени, он заскулил:
Читать дальше