Владислав Власеч: «Не стояли звери около двери...»

Не обнаружив «хвоста» и облегченно вздохнув, Жилин все же решил совершить то, что Рудольф Сикорски на вчерашнем вечернем инструктаже назвал «маневром запланированного ухода». Перепрыгивая через несколько ступенек, Иван спустился в гардероб, круто свернул вправо и оказался в длинном, совершенно пустом и темном коридоре хозяйственного сектора. Прогрохотав ботинками по металлическим плитам, устилавшим пол коридора, Жилин снова оглянулся назад. Пространство у него за спиной по-прежнему оставалось совершенно безлюдным. Удовлетворенно фыркнув, Жилин, насвистывая под нос мотив популярной песенки, поднялся по лестничному пролету к запасному выходу из корпуса.

Иван отодвинул тяжелый засов, толкнул обшитую стальными листами фанерную дверь и оказался на широкой пешеходной аллее между институтскими корпусами. Он повернул налево и зашагал по асфальтированной аллейке, обсаженной слева и справа аккуратно подстриженными кустами. Миновал пятый учебный корпус и небольшой гранитный монумент, установленный прошлой весной в память о погибшем при посадке «Бурана» экипаже полковника Бородина, и вышел на институтскую площадь. Площадь еще со времен основания авиационного института именовалась студентами «сачкодромом» за разбитый в центре ее тенистый сквер с удобными лавочками, на которых так хорошо было расположиться, сбежав с очередной нудной лекции по политэкономии или марксистско-ленинской философии.

Мимо возвышавшихся над газонами около третьего учебного корпуса скульптур Ленина и Орджоникидзе, Жилин направился к выходу из института в сторону улицы Дубосековской. Со скульптурой наркома Серго была связана одна из давних институтских историй. Якобы первоначально скульптура изображала совсем другого известного уроженца Грузии. Но после двадцать второго партийного съезда КПСС и выноса второй мумии из Мавзолея, руководство института решило не отставать от передовых партийных веяний. В ректорат срочно был приглашен известный советский скульптор, который всего за одну ночь превратил нос посмертно впавшего в немилость товарища Сталина в более крупный нос наркома Серго Орджоникидзе. Все бы ничего, история с пребыванием на территории института скульптуры отца народов была бы постепенно забыта, если бы не одно весьма неприятное обстоятельство. Дело в том, что скульптор изготовил нашлепку на нос товарища Сталина из другого материала, чем тот, из которого в свое время изваяли скульптуру. Нет, по плотности и цвету материал был абсолютно такой же, но вот коэффициент термического расширения у нашлепки и носа неожиданно оказался совершенно различным. Поэтому каждый год, сразу после зимних холодов, как раз в первых числах марта нашлепка самым аккуратным образом отваливалась от могучего носа скульптуры, и легендарный нарком на некоторое время вновь превращался в покойного генералиссимуса. «Иосиф Виссарионович изволили прибыть для празднования очередной годовщины своей смерти», - вполголоса мрачно шутили институтские преподаватели, добрая половина которых несколько лет провела в лагерях и шарашках. «Весна началась, - весело улыбались в ответ студенты. - С земли сошел снег, а с лица товарища Сталина - нос товарища Орджоникидзе».

Еще раз предъявив пропуск, Жилин вышел из ворот института. Мимо студенческого Дома культуры и нагромождения стеклянно-бетонных кубов нового учебного здания дошел до уныло-желтых многоэтажных корпусов жилых домов и свернул в первую же подворотню. Здесь, в проходном дворе, он еще раз внимательно осмотрелся и, по-прежнему не обнаружив даже намека на слежку, быстрым шагом вошел во второй от угла дома подъезд.

На одном дыхании преодолев несколько лестничных пролетов, Иван остановился около обитой черным дерматином двустворчатой двери на четвертом этаже, чуть помедлил, прислушиваясь, не поднимается ли по ступенькам кто-нибудь снизу следом за ним, а затем решительно нажал на маленькую металлическую кнопку электрического звонка. Изнутри квартиры прозвучала приглушенная переливчатая трель, отдаленно напоминавшая радостный птичий щебет, и несколько секунд спустя уши Жилина уловили звук легких, почти невесомых шагов. Щелкнул замок, заскрежетал тяжелый засов. Дверь приоткрылась на длину металлической цепочки. В темном приоткрывшемся проеме тотчас же возникло белое пятно женского лица.

- Вам кого, товарищ? - девушке было на вид не больше двадцати пяти. Свежее розовое лицо с едва заметными веснушками обрамляли золотистого цвета прямые волосы. Большие зеленые глаза настороженно рассматривали гостя.