Владислав Власеч: «Не стояли звери около двери...»

День выдался солнечным. По небу ватными островками неторопливо скользили облачка. В воздухе ощущался запах мокрой листвы. Иван вздохнул. Эх, закатиться сейчас куда-нибудь подальше от городской черты, от высотных домов, от шелестящих шинами по асфальту машин. Найти в лесу солнечную полянку, развести костер и под шашлычки неспешно «приговорить» бутылочку хорошего вина!

Возле гастронома «Маяк», чуть правее подземного перехода, выходящего прямо к боковому входу на станцию метро «Сокол», змеилась, почти перекрывая пешеходную часть проспекта, длиннющая разномастная очередь. Было где-то около половины третьего, винноводочный отдел в магазине только начал отпускать товар. Количество страждущих и жаждущих, выстроившихся на асфальте перед стеклянными дверями гастронома, еще не успело ощутимо уменьшиться.

После известного указа «О борьбе с пьянством и табакокурением», изданного шесть лет назад, партия и правительство пошли на радикальное уничтожение виноградников и табачных плантаций по всей стране. И уже через полгода население, - как всегда испытывающее чувство глубокого удовлетворения от решений родных и любимых вождей, - покорно и поголовно выстроилось от Бреста до Владивостока и от Мурманска до Кушки в бесконечные очереди за вожделенными продуктами, а барыши подпольных спекулянтов табаком и спиртными напитками превысили все мыслимые размеры. Тогда неугомонное и по-молодецки активное партийное руководство в своей праведной борьбе с «зеленым змием» шагнуло еще дальше и ввело предельные месячные нормы потребления водки на одного человека. Ну, а поскольку на Руси еще со времен Рюриковичей пили много больше, чем два литра на брата в месяц, на широких просторах Советского Союза тотчас же стало стремительно расти количество неудовлетворенных жизнью граждан. Смягчить последствия очередного судьбоносного излома партийной линии героически взялись многочисленные советские пенсионеры и ветераны войн и прочих боевых конфликтов, которые за сравнительно небольшую доплату брались выстоять очередь любой длины и получить бутылку с животворящим продуктом по своей личной карточной квоте, на пару емкостей в месяц превосходящей квоту трудящихся граждан. Народная мудрость тут же весьма метко окрестила участвующих в этом мелком частном бизнесе женщин -пенсионерок отстойницами, а мужчинам присвоила хотя и двусмысленное, но в целом весьма почетное наименование стояльцев.

Спросив крайнего, Жилин пристроился в конец очереди, краешком глаза по-прежнему незаметно отслеживая приближавшуюся тетку с авоськами. Но женщина лишь на мгновение притормозила у хвоста очереди, переводя дыхание и оценивая перспективы стояния присутствующих граждан, мысленно сделала какой-то явно не оптимистический вывод, и, перехватив свою поклажу из руки в руку, переваливаясь с ноги на ногу как выбравшаяся на берег утка, двинула по проспекту дальше, куда-то в сторону Волоколамки.

Жилин еще какое-то время провожал ее настороженным взглядом, а потом облегченно вздохнул и, совершенно потеряв интерес к удалявшейся женщине с авоськами, собрался уже было совсем сдать очередь и продолжить далее путь, когда к магазину, весело сигналя клаксоном, подкатил, ослепительно посверкивая стеклами окошек, новенький желто-синий милицейский «газик». Дверцы автомобиля стремительно распахнулись и на все еще не успевший просохнуть после моросившего утром дождика асфальт один за другим спрыгнули три милиционера, одетые в короткие серые куртки, мешковатые брюки - галифе и высокие, почти до самых колен сапоги. Следом степенно и неторопливо из машины выбралась крупная и холеная немецкая овчарка.

- Облава, блин, - испуганно просипел стоявший впереди Жилина сгорбленный старичок в перешитом в гражданское платье поношенном армейском плаще. - Ах, ты ж твою мать!

- Трое в машине, не считая собаки! - процедил сквозь зубы невысокий чернявый парнишка с дипломатом-«мыльницей» в руках. - Ну, мужики, сейчас начнется...

Очередь сразу же напряженно замерла и как-то даже поджалась. Пару минут приехавшие, негромко и смешливо похохатывая, о чем-то переговаривались между собой, словно бы и не замечая направленных на них сотен глаз. Овчарка на длинном кожаном поводке широко зевнула, лениво повела головой сначала направо, потом налево и, наконец, остановила свой скучающий взгляд на копошащихся около лужи воробьях.

Троица в сером, в конце концов, о чем-то договорилась, развернулась и неторопливо двинулась в сторону очереди. На полшага впереди группы с дистанционным спирт-индикатором наперевес горделиво вышагивал высокий плечистый старшина. На его широком, в крупных оспинах лице, маской застыла легкая и немного высокомерная улыбка. Старшина явно предвкушал предстоящее развлечение.