Андрей Булычев: Ваше Благородие

– Так точно, ваше высокоблагородие! – вытянулся в струнку Егоров. – Захвачен из своего лагеря шевалье Жерар де Лорм, капитан Королевского бомбардирского полка. Основные сведенья, что могут нас заинтересовать, он уже нам дал, они записаны отдельно и уже поданы господину полковнику, – и Лёшка кивнул головой на своего «куратора». – Француз к сотрудничеству с русским командованием готов, так как теперь хорошо понимает, что, являясь, по сути, наёмником, он не попадает под категорию военнопленных, а жить шевалье очень хочет, оттого он и говорит много. Правда, у нас времени не было с ним качественно беседовать, – пожал огорчённо плечами Лёшка. – Мы-то всё больше бегом бежали, чтобы побыстрее донести сюда эти вести.

Бригадир внимательно оглядел егеря:

– Подпоручик, ты скажи мне прямо, ты саму пушку-то, надеюсь, сюда не приволок с собой, а?!

– Нет, ваше высокоблагородие, – с грустью ответил Лёшка. – Приказа ведь не было тащить, да и тяжеловата она, чтобы её по лесу волочить! – Под дружный грохот штаб-офицеров Егоров вышел за дверь.

– Пленного к господину бригадиру, живо!

У егерской команды была неделя отдыха после последнего выхода. Всё говорило о том, что намечается грандиозное сражение. Постоянно куда-то бежали вестовые, и скакали во все стороны гонцы. К Бухаресту в спешном порядке стягивались войска. Первая дунайская армия была растянута по всей линии реки и по многочисленным крепостям, к тому же основные её части успели встать на зимние квартиры. На то, что турки решатся на большое полевое сражение, командующий армией Румянцев попросту даже не надеялся. Сейчас же нужно было время, чтобы подготовиться к встрече с неприятелем.

Два дня дал Егоров побездельничать своим людям, а затем началась традиционная учёба. Больше всего унтера и старослужащие гоняли новеньких. С Куртом было полегче, парень прекрасно стрелял, хорошо знал оружие и сам был дисциплинированным человеком. Рыжий Васька всё воспринимал туго, по привычке бычась и нарываясь на скандал. Нет, он, конечно, не перечил и не дерзил своим новым командирам, но весь его вид говорил о крайне негативном восприятии всей службы.

Отработав на полигоне, поужинав и пройдя вечернюю проверку, егерская команда под барабанный сигнал «отбой» начала устраиваться на ночь. Пока ещё на улице было тепло, и Василий спал в сеннике. Запах высушенной травы и мычание скотины за стенкой, всё напоминало ему его родную Татьяновку, мамку, тятю и Февроньюшку. На душе тут было как-то полегче, хотя и щемило, конечно, её от серой тоски.

– Не спишь чай исчо, а, Васятка! – из тёмного проёма вышли двое и присели с ним рядом. Рыжий напрягся и тоже присел. В одном госте он узнал авторитетного и дерзкого Цыгана из старослужащих, а вот вторым был унтер Карпыч, тоже вам «не халам-балам», а один из самых пожилых и уважаемых егерей в команде.

– Мы что хотели тебе сказать-то, мил человек, – спокойно произнёс дядя Ваня. – Нехорошо, неправильно ты себя тут у нас ведёшь, паря. Не по-людски вовсе даже. Ладно, службу солдатскую ты вот не любишь и даже тяготишься ею. Но ты же перед всеми нами мараешь её, всю команду назад нашу тянешь своим недобрым отношением. Вон из-за тебя мы как на дольше по этому полигону ползали да под дождём там мокли. А в зарядке-разрядке оружия вместо часа аж два часа стволы и казённики шомполами тыркали. Уважение командира опять же подорвать всё пытаешься – это вообще куды?

– Дядь Вань, да что ты с ним сюсюкаешь, я же говорю, тёмную ему устроить, этому поросёнку рыжему, – ругнулся Фёдор. – Что мы цацкаемся-то с ним?! Это всё ты вот, «по-людски надо, по-людски надо с Васькой»! А он сам хочет, чтобы с ним по-людски было, спроси?

– А я вот сейчас как дам тебе в ухо! – набычился Василий. – Вот и будет тебе тогда тёмная, почто пришёл ко мне, ещё и обзываешься тут!

– А ну, тихо вы! – прикрикнул Карпыч. – В бою орать вон на турку будете, а тут разговаривать друг с другом моги! – и приблизил голову вплотную к рыжему. – Ты пойми, Васька, у нас ведь тут не обычный мушкетёрский плутонг. Мы, егеря, друг от друга зависим, ну вот как колесо от оси, сломается та ось у телеги, вылетит колесо, и хана всей повозке тогда. Спина к спине воюем и друг друга прикрываем в бою, и спим спина к спине на полевом выходе, и едим из одного котелка. Своих мы никогда не бросаем нигде, даже покойников выносим из сечи. Вот как нам на тебя надеяться, когда ты так себя тут ставишь среди всего нашего обсчества, скажи? Ты же сам из крестьян и понимаешь, что только общиной можно жить в энтом мире.