Сергей Пилипенко - Поле Куликово

В этот момент темнота наступила, и ничего видно не было.

Суда под парусами на камни те пошли, ветер гнал их жестоко, дождь сильно заливал, а в некоторые лодки молния ударила и огонь вызвала.

Князь же спрятался за уступом скалы огромной, опустив парус свой и держа лодию на веслах.

Видел он, как лодии рати его верной вглубь камней тех уносились, там переворачивались и разбивались. Многие горели заживо и в реку бросались, но воды ее вглубь затаскивали, вихрем кружа и со всех сторон наплывая.

Так и погубил князь войско свое, оставив только тех, кто лодии с богатством охранял, да еще, кто с ним рядом находился.

Сам же по скале пробрался на берег и через время возле лодий с богатством оказался. Был он мокрым и растрепанным, отчего показался всем таким, словно в аду том побывал.

– Горе мне, – воскликнул князь, якобы к небу обращаясь и на колени став перед людьми теми, – погибли все мои друговы ратные. Бог пожалел только меня. За что, спрашиваю? Так сделал он потому, что верность всегда ему храню. Богатства эти ему везу. Честь и хвалу воздать должен Перуну нашему, иначе громом и молнией покарает всех, да еще путиной дождя и волною круговерти большой.

Игорь склонил голову до земли и сделал вид, что рыдает. Склонились и те, что остались возле лодий этих и зарыдали взаправду.

Жалко им было людей своих, а еще жальче князя им стало. Вскоре укрыли плечи его они хламидою и отвели на одну из лодий, где хмелем напоили и спать уложили.

– Велик наш князь, коли Перун его одного в живых оставил. Честь и хвала ему одному. Век правдой и верой служить будем, и весть сию везде и расскажем.

Слышал то князь со своего места и про себя радовался.

– Хорошо же я сделал, что так умно поступил, – тихо говорил он про себя, – теперь, никто правды не узнает и имя мое вовек славиться будет.

С теми мыслями он и уснул.

А на утро, по погоде хорошей он с судами пороги те миновал и к Киев-горе приблизился. И вновь рать его малочисленна подивилась тому.

– Видать и взаправду князь потомок Олега Вещего, сын его сродный. Только так мог поступить тот. И также этот поступает.

Так весть сия и разошлась по всему свету и до сих пор Игоря того, что «Слово» свое никогда и не писал, за князя великого почитают и хвалу какую воздают.

Книгу ту писал уже правнук его Мстислав Ярославович, узнав сие от бога самого. Да и то всю правду он не написал. Побоялся уже себе навредить, ибо потомок он был Игоря по роду его с Ольгою, женою князя того.

И написал Мстислав книгу ту от его имени также по божьему завету, ибо Бог хотел, чтоб народ русский правду-матушку знал и почитал. Но как видно из самого «Слова…» не все так ясно там указано.

И только сейчас Бог правду ту ведает, ибо теперь она никому не вредит, а только может пользу принести, да еще знания какие о прародителях своих кое-кому.

Бояться того не надо и от совести уходить далеко. То время прошлое и людьми теми прожитое. Потомок к тому отношения не имеет. Есть у него своя душа и свой ум, оценить который могут только люди окружающие не в угоду ему, а по справедливости.

Таков мой завет по сему, яко Бога вашего всевышнего, ибо сие лично сам подаю и желаю очистить скорее душу ту падшую земную, дабы имя его зачастую в людской скорби больше не произносилось. Хотя имя само не виновно, и всяк его почитать должен, ибо и оно мною составлено, и дано людям повек. Речь только о человеке-теле его ведется, а не об именах вообще. Ну, да, ладно, возвратимся к отроку тому и посмотрим, чем дело то все завершилось.

Князь подошел на своих лодиях к Киев-горе той, и отовсюду народ ближний прибежал встречать его. Думали вначале, что лодии других отстали по реке, но когда князь сообщил, что рать по пути по всяким причинам погибла и что город тот врагом сказался, тут же праздник в общую панихиду превратился.

Плакали и горевали люди. Многих в семьях не досчитались. Вышла на брег и княжна Ольга, мужа своего повстречала. Бренная особью оною она уже была. Живот говорил об этом. Увидал Игорь то и вовсе обрадовался.

– Знать Перуну и взаправду все то угодно, что я сотворил, – тихо сказал князь, подходя к своей жене и обнимая ее. Никто тех слов не услышал, да и не до того было.

Плач стоял по всей округе ближней, а вскоре и на гору вверх перебрался. Рыдал весь город Киев, ибо погубил Игорь его жителей. Семьсот шестьдесят пять жизней положил князь собственноручно, считая и те, что сотниками были погублены, ибо он ими повелевал, и он же всяко дело обставлял.