Владимир Хрулёв: Гладиатор

Белобрысый мальчик, маленький и худенький лет восьми, свешивался из окна второго этажа дома по адресу Басков переулок дом 12 и вслушивался в разговор девочек чуть постарше – года на два, усевшихся в кружок под его окном в цветах, как в саду. Поначалу ему был интересен их разговор, но тут же, услыхав нагромождение незнакомых ему слов как сшшшааа или ооон, он застыдился в непонимании и спрятался за марлевую занавеску от умных девочек, но слушать их не переставал, хотя и не понимал ничего в их разговоре. Но в это время небо над городом потемнело и девочки переменили разговор в тишине своего шёпота. Многие из них, а их было восемь – десять девочек пятиклассниц, верили в русалок, водяных, леших, кикимор, домовых, оборотней и не только верили, но некоторые из них всю эту нечисть буд то видели собственными глазами. И начали шептаться о них и верить, и бояться чего то. Но уже могли говорить о сшшша и ооон, не понимая, а что это? О чём это?

А над ними чернело опускающееся тучами небо, становилось всё ниже, клубилось и бежало не понятно куда, но всё неслось над головой, грозно и мимо людей и всего города. И в этом беге и кружении чёрных туч вспыхивали голубые зарницы, бесшумно и ослепительно. Но гром не гремел и не пролилось ни капли дождя.

Но иногда, когда был особо доволен собой, спрашивал в ту пустоту, которая осталась позади:

– Что увидел во мне Сулла, что бы приблизить? Тот малиновый пиджак поверх белой водолазки? И тёмные очки? Что делало меня не отличимым от мафиози. Или скорее я был в этом одеянии мачо. И Сулла меня высмотрел в шестёрках у Спартака во всём этом попугайском наряде? Ему ведь тоже нужно было заметное окружение. Неужели? Ах, какая тишина, какое молчание установилось испокон веков на этой земле. А сейчас всех нас разделяет тягота немоты – и не страшно, и не тревожно. И ничего не жалеет Гладиатор, юрист и секутор, русский, окончивший юрфак Ленинградского университета, то ли ученик, то ли учитель самого Спартака..Но скорее просто грезил популярностью Спартака.

И в тяготах немоты оказались русские люди за что и возлюбил их господь и пока хранит их, как зеницу ока, покрывая невидимо своей дланью, что бы не узрели верующие скорби своей и печали от антихриста и не поверили бы, что антихрист царствует в родной земле. Пока хранит господь людей и землю. Пока.

Но! Пока ещё хранил господь Россию, Гладиатор был занят другим. Его обнажённый актёрский нерв подсказывал ему, что надо торопиться, надо успеть сказать побольше, потому что сценический триумф может в любой момент кончится. Устанет публика, например. Потухнет свет. Или антрепренёр этого авангардистского театра вдруг уснёт и не проснётся к финалу. Много всяких пакостей поджидает вдохновенного артиста. Пока все они преодолены неожиданным успехом игры на рояле в защиту амурских тигров. К примеру. Или беспримерным полётом в стае стерхов. А о разводе с женой народ разве забыл? Кто старое помянет тому глаз вон. И не будем старое поминать. Старое и смешное.

Воспоминания отчасти похожи на собственные похороны, правда, после похорон кого то из родственников, или друзей, или просто уважаемых людей вегетативная нервная система всё-таки успокаивается. Но если воспоминания приходят словно неотвязный сон и ты проживаешь этот сон вживую ещё раз, то твоему успокоению не будет найдено оснований сказать: слава богу, это лишь сон меня будоражит и вгоняет в холодный пот. А в жизни то всё спокойно, все кризисы хоть и пронёсятся ураганом, но не задели жестоко людей и не пролили крови ни капли. И ты спокоен как и прежде. И продолжаешь жить на белом свете, как у Христа за пазухой. Будем помнить об этом: воспоминания похожи на собственные похороны.

Тихо и спокойно было Гладиатору в зеленоватом сумраке бассейна, насыщенного бадузаном и многими другии парфюмами из дружеской Восточной Германии. К тому же под взглядом чеченца. Этот взгляд успокаивал А ещё на полке стояли кармазин (из той же Восточной Германии) и наши отечетвенные запахи – шипр, «Кармен», «Красный мак», тройной одеколон, «Красная Москва», «Серебристый ландыш». Ветвистые водоросли воспоминаний спрятали его от событий на Украине, разволновали и обеспокоили за дочерей и их семьи со всеми домочадцами. И ему было не важно, что дочерей на Украине нет, но они словно были там. И находились в плену, буд то бы.

Зато все эти склянки растрогали воспоминаниями и он оказался согретым пенной горячей водой, этими пузырьками из той жизни. Ему их подарила жена перед самым их разводом, который не угадаешь, если это скоротечный развод., готовящийся задолго до самого свершения ритуала. И вот, наконец то, его семья разродилась разводом – цивилизованным разводом. Во всеуслышании. На глазах Кремлёвского Концертного Зала.