– Матушка, госпожа Флоримонда совсем плоха, – у молоденькой послушницы из под белой обвязки торчали потные рыжие кудри, она совсем запыхалась, – ребёночек жив, а у ней мы никак крови не можем унять.
– У неё, дитя моё. Сейчас буду, – Паола жестом велела девочке замолчать, неторопливо дочитала молитву, закрыла оббитый бархатом часослов и грузно поднялась с колен. Медицинская сумка, с которой пожилая монахиня не расставалась, стояла в изножье койки.
Снаружи шёл дождь, было сыро и пасмурно – только фонарь над дверями «общедоступной больницы Святого Лазаря» освещал скупо мощёный двор. Аккуратно приподняв подолы коричневых одеяний, женщины поспешили перейти из здания в здание. Входная дверь даже не скрипнула. Паола принюхалась и улыбнулась. В больнице пахло свежим сеном и травяными отварами, лавандой в мешочках и горячим вином… двадцать лет назад из ворот разило гноем и смертью. По правую сторону коридора были мужские палаты, по левую – женские, на втором этаже ютилась богадельня для беспомощных стариков. …Хорошо, что подкидышам дали отдельный флигель, помещаясь вместе с больными, сироты часто заражались и уходили обратно к Богу.
Дверь в палату рожениц была открыта. Немолодая, тёмнолицая крестьянка в одной рубахе ходила из угла в угол, обхватив руками огромный живот. Щуплая белошвейка спала, жадно прижав к себе покряхтывающий свёрток, на распухших, обкусанных губах колыхалась улыбка. Ещё одна кровать была пуста. А на койке подле окна разметалась госпожа Флоримонда – супруга владетельного Фуа. Кровь и нечистота родов не могли скрыть почти кощунственную прелесть тела, едва прикрытого тонкотканой сорочкой с пышными кружевами. Сестра Беата стояла рядом с женщиной на коленях, пытаясь закрепить пузырь со льдом на животе роженицы, сестра Агнесса собирала в кучу испачканное тряпьё. Женщина выгнулась и застонала, пузырь плюхнулся на пол, словно большая жаба. Похоже роды кончались скверно. Паола фыркнула «Воды» и через минуту Агнесса уже поливала ей на руки. …Почему эти благочестивые квочки не подумали позвать её раньше? Где Маргарита? Со вздохом Паола вспомнила, что сестра Марго третьи сутки дежурит у ложа юноши с почечною болезнью – отроку то хуже, то лучше.
…Мысли шли, руки делали своё дело. Кровь чистая, алая. Разрывов нет. Матка напряжена.
– Послед отошёл? – спросила Паола резко.
Беата протянула ей мисочку с тёмной сырой плацентой. Что-то не так. Маленькая. Слишком маленькая.
– Ребёнок как?
– Мальчик. Закричал сразу. Лёгкий. Кудрявый, как одуванчик, – рябое, скуластое лицо Агнессы даже чуть просветлело.
В задумчивости Паола ещё раз прошлась пальцами по животу роженицы. Флоримонда закричала и снова выгнулась, словно её била судорога. Ладонь Паолы почувствовала лёгкое шевеление – там, внутри, в измученном чреве…
– Дуры!!! (Боже прости меня грешную) Дуры глупые! – Паоле очень хотелось съездить безмятежной сестре Беате ледяным пузырём по сытой физиономии, но времени не было, – держите крепче, я её осмотрю.
В такие минуты Паола отключалась от криков боли – пока есть шанс помочь, надо делать, а не жалеть. Так и есть. Второй. Ножками. …Крови много ушло.
– Агнесса, Беата, помогите ей приподняться. Попробуем надавить на живот.
Сильные руки Агнессы подхватили страдающее тело, Беата неловко сунулась… и вдруг упала. Похоже, она была в обмороке. Паола оглянулась, скрипя зубами от злости. Послушница вдруг подскочила:
– Позвольте помочь, матушка, – и, не дожидаясь ответа, оббежала койку и подхватила роженицу с другой стороны.
– С богом! Богородица, матерь светлая…
Губы твердили молитву, руки давили и мяли. В такие минуты Паола чувствовала себя пульчинеллой, божьей марионеткой – словно кто-то двигал ей, дабы исполнить высшую волю. Роженица взвыла, стиснув плечи монахинь.
– Кладём. Ну!
Девочка. Дышит. Кричит. Господи, на всё твоя воля! Бессильная Флоримонда открыла глаза, потянулась, молча. Паола дала ей младенца, ещё необмытого, женщина обняла мокрую драгоценность, губы ее дрожали. Кровь? По ноге вилась тёмная струйка – вялая и спокойная. Расторопная Агнесса подала чашу вина с водой, роженица жадно выпила, щёки чуть порозовели. Паола коснулась тонкого запястья, трогая пульс, ещё раз ощупала белый живот… кажется обошлось. И Беата глаза продрала… кастеляншей её, простыни считать, а не с больными сидеть.
– На колени.
Сёстры встали кругом около койки и сотворили короткую благодарственную молитву. Воистину чудо божье… Как только смолкло последнее «Амен», крестьянка кашлянула в кулак:
Читать дальше