Александра Богунова - Из масона в консерватора - сознательная метаморфоза в мировоззрении Иосифа Поздеева. Научно-публицистический очерк

В январе 1797г. Поздеев пережил в своем любимом имении бунт крестьян. Вероятно, это происшествие послужило причиной переезда в 1799г. поближе к Москве, в село Чистяково. Абсолютно точно можно утверждать, что следствием Отечественной войны 1812 года и пережитого им в своем имении бунта стала его знаменитая записка, называвшаяся «Мысли противу дарования простому народу так называемой гражданской свободы», составленная им позже, в 1814 г., по поводу слухов об освободительных намерениях правительства и напечатаная без имени автора в «Истории российской академии» M. И. Сухомлинова. Принадлежность ее О. А. Поздееву доказывается письмом его к A. К. Разумовскому в книге А. А. Васильчикова «Семейство Разумовских». В ней он говорил не только о крестьянском вопросе, но и о вреде свободных учреждений вообще, встревоженный слухами о «конституциях»; вооружался против «учености» среди крестьян, которые должны только знать, что нужно «не лгать, не воровать и не обманывать, не пьянствовать, а повиноваться властям», а также и о том, что нельзя допускать всякого стремиться к перемене своего состояния: «Позволять, чтобы ноги поднимались выше рук, или паче выше головы, есть сущий беспорядок». Он не допускал дискуссий о необходимости и возможности крестьянского просвещения. Необходимым условием последнего мыслится преданность власти, выступающей гарантом общественного единства и благоденствия верноподданных, т.е. помещику, как госчиновнику, являвшемуся крестьянству в данной конкретной ситуации в лице О. А. Поздеева. «Эти мысли Поздеев в 1817 и 1818 гг. повторял в своих письмах к С. С. Ланскому и А. К. Разумовскому, когда снова распространились слухи о близком освобождении крестьян. В них тот же обскурантизм, то же циническое презрение к простому народу, который он считал неподготовленным к дарованию ему свободы».

Исследователь А. К. Богданов пишет: «Убеждение в том, что крестьянское сословие интеллектуально недееспособно и требует властного надзора, лежит в основе известной резолюции Петра по поводу возможности введения в России шведской системы приходского самоуправления: «Из крестьянства умных людей нет». И далее по тексту изложена следующая мысль: «В социальной повседневности городской и крестьянской России XVIII – XIX веков отношение к новизне определяется степенью идеологического доверия к традиционным ценностям культуры. Сопротивление новшествам в этих случиях так или иначе релевантно страху перед нарушением тех социальных и культурных гарантий, которые предположительно могут быть такими новшествами вызваны.

Историко-этнографические и фольклористические исследования показывают, что для подавляющей части сельского населения дореволюционной России неприятие новшеств – характерная особенность коллективистского умонастроения. Процессы модернизации русского общества обнаруживают несравнимо большую динамику в городской, нежели сельской (суб) культуре. Известное противопоставление «двух Россий» XVIII – первой половины XIX века с этой точки зрения несомненно оправдано».

Исследования колониальных и аграрных обществ XIX века показывают, что правовая ситуация в России обнаруживает очевидные аналогии с историей административного контроля в колониальных странах: в России в роли «колонизируемых» выступают крестьяне, а в роли «колонизаторов» – царские чиновники».

Восприятие власти в терминах патернализма было при этом, как можно судить, встречным: в глазах крестьян «сыновье» повиновение властям предопределялось традиционными представлениями о сакральной природе царской персоны. В своей массе, как показывают исторические документы, крестьянство остается верным «царистским иллюзиям» до конца XIX века. «Характерным образом распределялись коммуникативные и символические роли властей предержащих и подданных, равно апеллировавших к авторитету царской власти и ее „отеческой“ заботе о населении империи», – читаем мы у А. К. Богданова. Только часть крестьянского населения России могла воспрянуть «супротив угнетателя-помещика», сознательное большинство же терпело и молилось на гарантированную стабильность безвыходности своего положения, четко отдавая себе отчет в незыблемости сложившейся традиции.

Но опасность существовала. Граф Ростопчин говорил о ней следующим образом: «Толк о мнимой вольности подымет народ на приобретение оной истреблением дворянства, что есть во всех бунтах и возмущениях единая цель черни». Да и в замыслах французов эта ситуация была более чем желанна: «Доктор француз Миливье, лет двадцать живший в России, несколько раз ездивший во Францию, уверял Наполеона, что, как только французы появятся под Москвой, крестьяне восстанут против своих господ, и вся Россия будет покорена». Именно поэтому «Поздеев полагал, что воля человека изначально связана злом, что поэтому человек в свободе не может сам идти к добру. Из-за этого Богом и установлено руководство людьми в виде „начальств“, действующих по его правилам. Но конкретно та свобода, которую Поздеев мог ненавидеть, для него представлялась в виде гражданской свободы и освобождения крестьян. Именно со стремлением к последнему он боролся больше всего: иногда аргументами с абстрактной теорией ничем не связанными, боролся и на деле, как помещик, крестьяне которого переведенные с оброка на барщину и обедневшие от эксплуатации, применяли участие в крестьянских волнениях павловской эпохи».

Читать дальше