Геннадий Каплун - Собачьи дни

Это слегка приободрило Булкина, хотя похмельный синдром быстро заглушил росток оптимизма. Нестерпимо хотелось выпить, но слово нельзя калёным железом горело на сером веществе, помещавшемся в неизбалованном извилинами головном мозгу Фёдора Ивановича. Как назло, рассол, – напиток завтрашнего дня, – был осушен ещё вчера.

Перепробовавший десятки профессий, среди которых были и руководящие, Булкин стал профессиональным участником попоек, доставая всех декламацией песен из репертуара Владимира Высоцкого. При этом глаза его начинали слезиться, а сам он становился красным как рак, закипая то ли от натуги, то ли от удовольствия.

На что он жил, оставалось загадкой даже для него самого. И Булкин, не слишком утруждавший себя размышлениями на какой бы то ни было счёт, жил себе, получая максимум удовольствия на то количество денежных знаков, которые ему удавалось заработать от случая к случаю.

Натягивая дурно пахнущие носки, Фёдор Иванович невнятно продумывал свою линию поведения во время разговора с господином Штерном. Пытаясь заглушить стойкий запах, Булкин побрызгал короткие мужские чулки дешёвым одеколоном, получив при этом поистине незабываемый для неискушенного обоняния аромат.

Натянув на немного косолапые ноги единственные, а потому парадно-выходные, брюки, пятна и потёртости на которых были ещё не слишком заметны, Булкин наклонился. Это была героическая попытка завязать шнурки на неприлично поношенных, но достаточно, по мнению Фёдора Ивановича, начищенных туфлях. И тут случилось нечто невообразимое. Брюки разошлись по шву, от ширинки до пояса, и сквозь них проступило облако семейных трусов грязно-жёлтого цвета.

Отчаяние охватило бедного Булкина. Немногочисленные извилины лихорадочно заработали: «Ниток – нет, иглы – нет, времени – тоже».

Фёдор Иванович бороздил помутившимся взглядом холостяцкий беспорядок комнаты. И вдруг поросячье-рыбьи глазки остановились на медвежонке – мягкой игрушке, валявшейся в углу комнаты. О, чудо! Правая лапа игрушки из булкинского детства была кое-как прикреплена к туловищу поржавевшей от времени спасительной булавкой. Всё остальное было делом техники.

Набив карманы лоснящимися от жира и пахнущими ржавой рыбой мелкими купюрами, Фёдор Иванович направился к лифту. Лифт назло не работал, а время визита неуклонно приближалось. Не без труда, вспоминая весь не литературный, но собственно русский, язык, Булкин начал своё нисхождение, передвигаясь походкой гейши и обливаясь потом.

Фёдор Иванович буквально вывалился из подъезда. Лысина размером с Тихий океан на глобусе черепа почти правильной формы, обрамлённого висками Северного Ледовитого и Антарктиды, блестела от пота. Хотя причёска Колобка Булкину пошла бы больше, он с непонятным трепетом относился к жидкой поросли на висках.

Почти новая и почти чистая рубашка прилипла к его могучему животу и такой же спине. Задыхаясь от неимоверной физической нагрузки, Фёдор Иванович направился к остановке. Благо, что она находилась рядом. Но времени добраться в урочный час на общественном транспорте уже не было. Трясущейся рукой Булкин пересчитал деньги и облегчённо вздохнул, когда удостоверился, что их хватит, чтобы воспользоваться такси.

Фёдор Иванович выкатился на дорогу и жестом руки, подкрепляемым неподражаемо-жалкой мимикой, остановил потрёпанного вида такси с изображением на капоте профиля Сталина с крылатой фразой из репертуара Иосифа Виссарионовича под ним: «Техника решает всё».

– Офис Штерна! – открыв дверцу и втискивая своё дородное тело в автомобиль, выдохнул Булкин, моментально заставив стёкла запотеть.

Таксист с характерными носом и кепкой пренебрежительно, как вошь на лысину, посмотрел на пассажира и поморщил орган… обоняния.

– Господина Штерна, – уже робко повторил Булкин, понимая, что вызвало такую реакцию у водителя такси.

Из смотрового стекла на обладателя блестящей лысины уставилось перекошено-одутловато-пунцовое, заливающееся обильным потом, лицо сорокадвухлетнего мужчины, немногочисленные жиденькие волосики которого торчали в разные стороны света.

– Угу, дарагой, – неприветливо принял заказ таксист с типично-кавказским акцентом.

Некоторое время он проработал водителем одного из московских авторитетов, но вскоре вынужден был бежать из столицы, бросив всё. Причиной стала проклятая любовь. Теперь трудно было поверить в то, что потрёпанного вида кавказец когда-то соблазнил и обрюхатил дочь хозяина, но остался жив лишь потому, что вся его родня собрала такую сумму отступных, что сама мысль о мести по меньшей мере была неприличной. Но взамен родовое дерево безжалостно отшвырнуло яблоко раздора, и оно по воле Его Величества Случая оказалось в Каинске…