Геннадий Каплун - Собачьи дни

Вошедший отряхнул крошки дождя.

– Меня не звали – я сам пришёл, ложки-матрёшки, – отшутился посетитель, нервно пульсируя кулаком правой руки, в котором были зажаты свёрнутые в плотную трубочку листки бумаги. Затем он поднял их вверх в запатентованном статуей Свободы жесте и с энтузиазмом киношного председателя колхоза заявил: – А потенция у романа – ого-го! Та ещё потенция.

Я поймал себя на мысли, что в таком положении и виде неопубликованный «свиток» похож на лингам, который, как я читал, в ранних индуистских храмах являлся изображением самого Шивы. Я не сдержался и улыбнулся. Посетитель явно не ассоциировался с адептом культа освободителя душ от оков Майи. Об этом кричал до хрипоты абсурдный, нахлобученный парик из конского волоса, а ля «Битлс». В тон нелепости далеко не произведения парикмахерского искусства пищали щетинистые усы и борода Деда Мороза в молодости, вопили огромные, в зелёной оправе, пластмассовые солнцезащитные очки, сдавившие горбинку массивного «хобота». Его нос, а главное голос… Надломленный голос визитёра мне показался знакомым.

– Пришёл – молодец. Как говорится, приходите в гости обгладывать кости, а за потенцию романа глаголет его цена, тираж и скорость улетучивания с книжных полок, – в унисон сказанному, улыбнувшись, скороговоркой произнёс я и полюбопытствовал: – Я тебя знаю?

– Не важно, – уклончиво ответил посетитель. – Если руки золотые, то неважно откуда они растут.

– Не важно, когда на экваторе влажно. И ещё запомни: золотые руки из… таза не растут, – поддержал я дух разговора, настаивая с ответом: – И всё же, как тебя величать, кудесник пера?

– А как ты догадался? – удивился собеседник, почесав выразительный нос, и смешно чихнул.

– Не понял? – в свою очередь удивился я.

– Да чего ж тут понимать: меня величают Перро, ложки-матрёшки.

– Не уже ли?

– В самом деле…

– Ладно, Перро так Перро…

Посетитель снова, на этот раз гораздо звонче, чихнул, взлохматив искусственную растительность на голове и лице.

– Будь здрав, Перро. Лишь бы не Шарль. На сегодня с меня хватит бездарных сказочек местных авторов, – согласился я и выдал экспромт: – Но если так себя назвал, думаешь французом стал?

– Стихи, достойные Артюра Рембо… Хотя не я так нарёк себя.

– А кто, если не секрет?

– Кто-то… Суслик в манто… Будь ему неладно, – в словах Перро, произнесённых медленно, с запинанием, прозвучали нотки злобы, ненависти и презрения, которые, слившись воедино, заставили голос треснуть словно ветку под ногой неопытного охотника.

– Хороший, видать, человек…

– Всякий при своём болоте хорош. Не видать бы его вовек, – презрение в голосе собеседника пересилило злобу и ненависть.

– Что так?

– Да так. Отдыхал я у этого некрупного грызуна семейства беличьих в одном… санатории.

– И?

– Он был удивительно гостеприимен и ни за что не хотел меня отпускать.

– Но ты всё-таки ушёл от него?

– Я и от тебя уйду, когда прочтёшь роман.

– Читать прямо сейчас?

– А что мешает, ложки-матрёшки?

А и то правда. Моё семейство отдыхало за городом, а я собирался приехать к родным только завтра утром. Коротать вечер лучше всего за хорошей книгой или с приятелями. У меня был выбор. Я склонялся к тому, чтобы провести время в тёплой дружественной компании с горячительными напитками… Хотя, если подумать, утром рано вставать, головная боль, похмелье… Оставалось бросить жребий, что я и сделал. В итоге Рубикон перейдён.

– Ладно, принимается, прочту. Надеюсь, не пожалею, что ты сбежал от «суслика».

– Он был высокого мнения о моём творчестве, впрочем, как и его хозяин, – слово «хозяин» Перро произнёс так, словно раздавил жирного таракана.

– Ты имеешь ввиду…

– Именно его я и имею в виду и… имел, – сквозь зубы, как через китовый ус планктон, процедил слова собеседник.

– Фу!

– Имел в виду в романе, – скривившись, соизволил продолжить фразу Перро, нивелировав пошловатый смысл.

– Интересно…

– Надеюсь, читать будет не пресно, – высказался собеседник в своём репертуаре.

– И к какому же виду романа ты относишь написанное?

– Собачий роман, – не задумываясь, ответил Перро.

– Звучит, но такого понятия не существует.

– Всё когда-то не существовало. К тому же автору видней, – назидательно произнёс Перро и безжалостно почесал за ухом.

– Если он зрит в корень.

– Зрю.

– Посмотрим.

– Здесь написана правда, ложки-матрёшки, – Перро снова перевоплотился в статую Свободы.