Почему эта худенькая девушка с мокрыми светлыми волосами вдруг стала мне нужнее воздуха?
И куда поехала моя голова? Так внезапно, ничего не объяснив.
Эту кралю, если она не захочет, нельзя добиться ни за какие деньги.
Такая редкая порода гуляет сама по себе и живет по своим законам.
Ну и зачем она мне? И пусть гуляет… Вразумлял я сам себя. Но это не помогало. Что-то неподвластное, пугающе – сладкое уже обволакивало мое сердце. Я чувствовал силу неведомого, сопротивляясь ей.
Я крутил ситуацию и так и сяк, но она упорно не вставлялась ни в какие приемлемые для меня рамки. Скоро я оставил тщетные попытки и выкинул белый флаг.
Старые люди говорят, человек чувствует это сразу. То что бывает один раз в жизни, либо не бывает никогда.. О чем иногда томилась душа моя, что ошибочно принимал за Раду, я встретил в тот вечер.
Мне стало весело и страшно. Впервые я не был хозяином положения.
Так я узнал ее телефон и имя. Имя возлюбленной моей, звонкое, как она сама – Дарь-я, Дарина (так я стал называть ее по-своему) Подарок, даже в имени я увидел счастливое предзнаменование.
Я позвонил ей на следующий день, волнуясь не на шутку. Я, который не раз смотрел в лицо смерти, терял товарищей и закрывал глаза врагам, волновался как мальчишка, набирая ее номер.
В горле опять стоял комок, который я никак не мог проглотить. Ни на что не надеясь, я предложил ей встретиться.
Первое свидание наше, как первый блин, действительно оказалось комом.
Постоянно звонил телефон, она с кем-то разговаривала о предстоящей сессии, зачетах, репетициях и прогонах. Вскользь обронила, что учится в Институте Культуры, здесь, в Химках, на хореографа и заканчивает четвертый курс. Вообще, была рассеяна. Второпях съела пирожное, отказалась от шампанского, чуть не забыла розу, которую я ей подарил и сказав, что очень спешит, растаяла в дверях своей общаги.
Увы, я опять не вызвал ни малейшего интереса у красавицы моей. Даже не оглянулась, заноза! Но, справившись с раздражением, решил не отступать, чтобы ни случилось. На следующий день она так же отрешённо сказала, что сегодня сдает зачет, а завтра у подруги Люськи день рождения и, скорее из вежливости, (ну хочешь, приходи) пригласила меня отпраздновать это событие у них.
Если уж шагнул в тоннель – иди смело. Впереди должен быть просвет.
Я пришел, на ходу оценивая незнакомую мне обстановку. Комната, набитая продвинутой молодежью. Они пили вино и разгорячено спорили. Мелькали модные имена киношного и художественного мира современного искусства. Студенты, в пору своего интеллектуального развития.
Я был не при делах. И пока любовь моя рассуждала об итальянском неореализме и русском арт-хаусе, я потягивал марихуану у открытого окна.
Она совсем не обращала на меня внимания, будто мы не знакомы, полностью посвещая себя однокурсникам. Кстати очень бесцеремонным, по части поцелуев и комплиментов красавице моей. Колола ревность, горячая натура моя противилась каждому прикосновению чужой руки к Дарине, но я не подавал вида и терпеливо ждал развязки.
Один из этих умников учился на режиссерском и готовил к постановке отрывок из «Преступления и наказания». В погоне за авангардом он мучил форму, оставляя нетронутым, банально понятое содержание. В русских книгах есть чему поучиться, и я в свое время читал Достоевского. И когда химкинский авангардист вдохновенно рассказывал про «сидящего на игле» Раскольникова, с топором в дрожащих от ломки руках, я спросил, отрываясь от окна:
– Разве старушку убил Раскольников?
Недоуменно обращенные на меня взгляды, рассмешили меня – вот босота! – подумал я и продолжал:
– Он на себя чужой грех взял. Любите вы за чужое пострадать.
– Кто же убил, по – вашему?
– Порфирий Петрович. А малохольному внушил, что это он убийца. Там все написано, если читать внимательно. Ведь он даже на Наполеона похож – маленький, пухлый. Но при ближайшем рассмотрении, оказывается, что – да, могли бы убить, но ни один, ни другой не виноваты. А виновен кто – нибудь третий, совсем случайный, кого прельстила легкая добыча. Окровавленный же топор оказывается в руках у Раскольникова. Ведь он постоянно присутствовал там, переминаясь с ноги на ногу, погруженный в свои мысли. Как любовник под балконом. Возможно был свидетелем страшной расправы. Раскольников себя за мысли преступные наказывает: думал, желал, значит виновен. У Достоевского невинно страдающих много. Да тот же Митя из «Братьев Карамазовых»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу