Андрей Акулов: Панголин. Тайна бога

– Да, но мне надо спешить, я должен…

– Ты должен слушать внимательно!

Грэм замялся.

– Определим тебя в одну из групп. Работаем поочередно. Мы обеспечиваем город водой, ебна. За это нам дают еду и еще много чего полезного, – он улыбнулся. – Место у меня есть, ебна, недавно покинул нас Гиро. Отныне ты будешь Гиро, а пока умойся, ебна, – он указал на угол.

Панголин подошел к мойке. Вместо привычного умывальника, прибитого к стене, из нее торчала труба с рычагом. Грэм слышал о водопроводе в столице, но увидеть его тут он никак не ожидал.

На стене над трубой висела табличка «Мы работаем, пока ты моешься. Ебна!»

Панголин повернул рычаг – труба зашипела змеей, задрожала и фыркнула ржавыми брызгами. Он отскочил назад и хотел уже закрыть кран, но труба дернулась, закашлялась и выдавила полную ровную струю воды.

Грэм тщательно умылся, соскоблил с рук и одежды кровь, вытерся висевшим тут же полотенцем и вернулся к Визору. Рыжий лежал на столе, изогнувшись дугой, и старательно выводил буквы в толстой книге. Казалось, он долго искал подходящую позу для письма, и поиски завели его в это причудливое положение тела, в котором мысли лучше всего перетекают в слова и ложатся на бумагу. В начале каждого слова он клал подбородок на стол и плавно поднимал голову с каждой новой буквой. В конце почти вставал, выпрямлял руку, и с трудом заканчивал закорючку.

Визор, не меняя позы, быстро глянул на Грэма, одобрительно кивнул и снова углубился в работу. Он не спешил, довольно щурился и любовался каждым словом.

Помимо стола и умывальника в просторной комнате стояла скомканная кровать, шкаф, несколько беспорядочно расставленных стульев и тумбочка. На стене висел короткий меч и картина. Скорее даже не картина, а детский рисунок. Неизвестный художник доступными средствами пытался передать красоту летней поляны в форме круглого холма, с разрезающей его узенькой речушкой, неестественно петляющей прямо по возвышенности и уходящей к горизонту. Зеленый куст на вершине казался немного лишним и не к месту выросшим. Этот шедевр окаймляла старая тяжелая резная рама, местами еще покрытая золотой краской.

– Нравится? – спросил Визор.

– Да. Я люблю тишину. А там наверно тихо, только ручей бурлит, и ветер шелестит листьями, – мечтательно проговорил Грэм.

– Это не ручей! Ебна! Это река! Тараканья задница! – обиженно проговорил Рыжий.

– Как же выбраться отсюда? – спросил панголин.

То ли эта наивная картина заставила его задать такой вопрос, то ли слова Визора о группе и работе в обществе муталюдов.

– Только в утробе Вдовы, – усмехнулся Рыжий и подмигнул. – Дай сюда свой ножик. Выбраться невозможно, ебна. Единственный вход ты нашел сам, а выход я тебе покажу.

– Но мне надо выбраться отсюда. Отец Иаков. Мне надо предупредить его. Они…

– Панголин! Запомни, – Визор свел брови, – выхода нет!

«Должен быть, – сказал себе Грэм. – Еще есть время. Вряд ли чистильщики уже схватили отца Иакова: они будут вести тайное расследование. Я убегу. Я должен!»

Он нехотя положил на стол оружие.

– Таковы правила, ебна. – Рыжий обмотал ремень вокруг кинжала и быстро спрятал в ящик стола. – Прилепи свою задницу сюда и рассказывай.

Грэм подвинул стул, сел и коротко рассказал о побеге. Визор внимательно слушал, то хмурясь, то расплываясь в улыбке. Когда панголин закончил, Рыжий ударил ладонью по столу и встал.

– Хорошо. Пойдем, покажу здесь все. Ебна!..

Они направились по коридору вглубь подземелья. Через несколько метров показался широкий перекресток. Свернули налево и попали в точно такой же проход с многочисленными комнатами по сторонам. В конце виднелась дверь, за которой раздавался монотонный гудящий звук. Там оказалось огромное помещение, где по двое за каждым из восьми насосов трудились вместе разношерстные муталюды и люди. На скамейках вдоль стен несколько рабочих отдыхали. Тяжелый воздух был наполнен запахом пота, зверя и плесени.

Широкоплечий человек в мокрой от пота рубахе молча отпустил рычаг, отошел в сторону и знаком пригласил Грэма подменить его. Муталюд на другом конце насоса тут же запыхтел, как кузнечный мех. Это было то еще зрелище. Его худые длинные лапы обвились вокруг ручек, будто лианы. Под белой кожей не было видно ни малейшего движения мышц – тонкие конечности просто изгибались и застывали неподвижно, как стальные прутья, пока рычаг не повиновался. Абсолютно лысый почти человеческий череп покрывала бледная кожа. Смазанное бесформенное лицо при каждом усилии расплывалось и морщилось десятком складок. Все эти гримасы сопровождало громкое дыхание через частые рубцы на шее.