Олег Кожевников - Командарм

Весь план по уходу полков с огневых позиций и загрузке пушек на ожидавшие их железнодорожные платформы рушился из-за того, что я изымал все тягачи. Изменение оперативной обстановки, именно такой ответ я давал командирам артполков на их неудобные вопросы. Особенно артиллеристам не нравилось, что я изымаю все тягачи и снаряды, и в общем-то командиры полков были правы. В боевой обстановке их оставляют без снарядов, без возможности их подвезти, так как забираются все грузовики и, как венец всему, полки превращаются в неподвижные памятники новейшим советским гаубицам. Передвинуть многотонные пушки, даже в случае крайней необходимости, без тягачей невозможно. В конце концов, я внял доводам артиллеристов и разрешил оставить в полку по одному грузовику, загруженному снарядами, но на изъятии у 517-го и 525-го полков всех тягачей стоял твёрдо. И в конечном счёте применил власть командарма, прекратив все пререкания.

Боязнь во время марша попасть под авиаудары заставила связаться с 9-й САД. Лучше я бы этого не делал. Хоть оставалась бы надежда на то, что в самый решающий момент нам помогут самолёты Черных. Но после разговора с генералом все надежды на воздушную поддержку умерли. Оказывается, воздушный бой, который я видел над местом проведения операции, был не последним. В нём истребители 9-й САД отогнали немецкие самолёты. Но это был только эпизод в той воздушной бойне, которая развернулась в польском небе. После того как наши истребители заправились и летели обратно, чтобы дальше поддерживать наземную операцию, они встретили буквально армаду немецких самолётов. И вот в тридцати километрах восточнее Острув-Мазовецка развернулась грандиозная воздушная схватка. И вполне закономерно она закончилась победой самолётов люфтваффе. Слишком силы были неравные – на один наш истребитель приходилось три-четыре немецких. Одним словом, у Черных сейчас оставалось четыре самолёта: один истребитель МиГ, один бомбардировщик СБ и два транспортника.

Разговор с генералом Черных заставил меня притормозить с выступлением. Решил подождать ещё три часа, до 21–00, когда начнёт смеркаться и появление немецких бомбардировщиков маловероятно. А ещё я понял, почему после «огненного мешка», устроенного фашистам, не было видно ни одного самолёта люфтваффе. Спокойно удалось провести построение полка Ломакина, без всяких дёрганий работали трофейщики, а самое главное, бомбардировке не подверглась группа Костина. Тогда я думал, что это результат воздушного боя, когда истребители Черных дали по мозгам немцам, бомбившим позиции полка Ломакина. А оказывается, после того боя было продолжение, весьма печальное для нас. Ну что же, нам не впервой воевать при полном господстве немцев в воздухе. Будем лучше маскироваться и передвигаться в тёмное время суток.

С четвёртой танковой дивизией удалось связаться только в 20–35, как раз перед тем, как радиостанцию собирались сворачивать и переносить в специально выделенную для этого пятитонку. Дело это было долгое и нелёгкое. Один генератор весил килограммов сто. Полковник Вихрев очень обрадовался, что помощь всё-таки идёт, и ему нужно продержаться всего лишь до утра. Но когда я ему сообщил, какие планируются к переброске силы, он несколько приуныл. Правда, слегка оживился, когда узнал, что я сам буду командовать этой сборной «солянкой». Верил полковник в мою удачу, а вера на войне это одна из главных составляющих победы.

Из-за того что многие вещи нужно было согласовать, сеанс связи с командиром четвёртой танковой дивизии затянулся. Вернее, их было три по пять минут. Но я, даже несмотря на это, не задержал выход колонн по направлению на Острув-Мазовецка. По опыту знал, что пока все тронутся, мы успеем установить радиостанцию на её штатное место. Ну а то, что мой верный «хеншель» окажется позади всей колонны, то это не беда, я ведь не Чапай, чтобы на белом коне скакать впереди своих красноармейцев.

Последними в колонне наши автомобили двигались недолго. Уже перед самым городом Соколув-Подлески мы обогнали ползущие трактора с прицепленными к ним гаубицами. Внушительное это зрелище артиллерийский полк РГК на марше. Так что в город мой «хеншель» въехал не последний, а можно сказать, в середине воинского построения. Как и положено лимузину командарма. На улицах я не увидел ни одного прохожего. Только в центре на площади перед ратушей царило оживление, выкрики, смех, а в одном месте даже наяривали на гармошке. Но все собравшиеся люди были одеты в военную форму, ни одного человека, одетого в гражданскую одежду, я там не увидел. Поляки как мыши сидели в своих норах. А красноармейцы после страшного боя отходили душой, а заодно и притирались друг к другу. Маршевую роту я полностью влил в полк Ломакина. Бывшие пленные, конечно, тушевались перед орденоносцами и пытались им понравиться. А для этого шли добытые ими во время зачистки немецкой разбитой техники трофеи – сигареты и даже запрещённое в моей армии спиртное. Я сам видел, как в одной группе мелькнула бутылка немецкого шнапса. Да… не научились ещё бывшие пленные маскироваться. Мои бы ветераны такого казуса никогда не допустили – если повезло, и раздобыли бутылку спиртного, то трофей тут же переливался в армейскую фляжку. Поэтому не у каждого красноармейца имелся противогаз, а вот фляжка была всегда в наличии. Я, конечно, знал о нарушениях введенного мной сухого закона, но после такого боя смотрел на это сквозь пальцы. Вот если бы заметил принятие алкоголя в спокойной обстановке, то мыть бы нарушителю отхожие места не меньше недели.