Константин Калбазов - Боярин

— Дай сюда, бестолочь. Натетешкаешься еще.

Дед совершенно бесстрашно подхватил внука, так, словно всю жизнь только и делал, что обращался с младенцами. Все же не даром говорят, что у дедов и бабок с внуками есть своя, особенная связь. Архип Алексеевич заглянул под уголок пеленки, и его лицо тут же озарилось улыбкой и довольством.

— Хоро-ош. Карпов, йолки. Ну чего стоишь? Иди к своей ладе, а мы уж тут как-нибудь сами.

— Ты не озоруй, Алесей Архипович, — строго одернула деда Анюта, и решительно забрала у него младенца. — Глянул, и будя. Придет еще твое время.

Странное дело, но Карпов старший даже и не подумал спорить или возражать. А что такого, внук, вот он, на руки он его взял, запах младенца вдохнул, аж голова кругом. Теперь можно и обождать. Бабам оно лучше ведомо, как оно надо с дитятей-то.

Глянул на Митю, стоящего рядом с глупой улыбкой и не сводящего с младенца телячьего взгляда.

Хлесь!

— За что батя!? — Возмущенно взвыл Митя, потирая затылок, куда прилетело довольно увесисто.

— Тебя-то когда оженим, бестолочь. Эвон едва с того света вынулся, так и не оставил бы после себя никого. Иль тоже царевну искать станешь?..

У-у-у. На-ча-лось. Иван глянул на Анюту, и стрельнул взглядом в сторону спальни, мол можно ли. Та легонько так, утвердительно кивнула, и он поспешил ретироваться. Батя он ведь в прошлом кузнец, и рука у него тяжелая. Так что, лучше бы обойтись без его затрещин.

— Архип Алексеевич шумит? — Приметив вошедшего Ивана, поинтересовалась Лиза, обложенная подушками, и укрытая пуховым одеялом.

— Он. Митю поучает, жениться наставляет.

— Тебя уж в покое оставил?

— Смирился, — присаживаясь на кровать, и беря ее руку, ответил Иван. — А как внука увидел, так и вовсе расплылся горячим воском. — Ты как, лада моя?

— Хорошо все, Ванечка. Чай не в первый раз, по этой дорожке хаживаю. И не в последний.

— Не в последний?

— Рожать от любимого только в радость. Так что, не сомневайся, будут у нас еще детки. Кстати, как там на вече.

— Вообще-то совсем некстати, — хмыкнув, возразил Иван.

— Не увиливай. Я чай, не просто роженица, а еще и княгиня Псковская.

— А я стало быть, твой фаворит.

— Ну не полюбовник же, в самом-то деле. Я чай не тетка, цену тебе не только в постели знаю, — легонько сжимая его руку, с улыбкой подтвердила она. — Ну, рассказывай.

— Да чего рассказывать-то. Хорошо все там. Еще один шаг позади. Осталось утвердиться, а потом сделать следующий.

— Это хорошо.

— Спасибо за сына, Лизонька, — мягко улыбнувшись, наконец поблагодарил Иван, и склонившись над ней, поцеловал в мягкие податливые губы.

— И тебе спасибо, милый, — едва их уста разлепились, скорее выдохнула, чем произнесла она.

В реальности у Трубецкого был только младший брат. Сестра, это допущение автора, ввиду некоторого отличия в исторических фактах.

Пригород — В Псковской республике города-крепости, защищавшие подступы к Пскову. Они играли также роль торговых пунктов, обеспечивающих удобную переправу по торговому тракту из Москвы и Пскова на Литву и Польшу. Одни пригороды строились, другие разорялись, но их никогда не было больше 12, а население редко превышало 1000 человек.

Кром — псковский кремль.

Морда — рыболовная снасть-ловушка, имеющая вид двух вставленных один в другой конусов, сплетенных из прутьев.

Мурмолка — русский головной убор, шапка с плоской тульей из алтабаса, бархата или парчи, с меховой или матерчатой лопастью в виде отворотов.

Русины — самоназвание белорусов в описываемый период.

В конце восемнадцатого, и в девятнадцатом веке российское дворянство в совершенстве владело французским, говоря же на русском безбожно картавило. Самый яркий пример В.И. Ленин. Точно такая же ситуация была и в Белоруссии 16–17 веков. Шляхтичи в совершенстве владели польским и латинским, говоря на родном с сильным акцентом, а то и вовсе едва могли связать пару фраз. Русинский-белорусский, как и русский в России, считался языком холопов.

Хоругвь — рота.

Повят — уезд.

Эскулап — древнеримский аналог Асклепия, древнегреческого бога врачебного искусства.

Конфедерация — шляхта могла официально (согласно Генриховым артикулам) выступить против королевской власти, если имела основания обвинить ее в ущемлении своих прав. Для этого польско-литовским дворянством созывалась т. н. конфедерация. О создании конфедерации объявляла шляхта какого-либо одного из воеводств Речи Посполитой, а затем к ней присоединялись или нет, в зависимости от ситуации, дворяне остальных провинций.