Спорить, привлекая внимане, не было никакого смысла. Толик отдал 15 копеек, швырнул на сиденье рубль, вышел, гордо хлопнув дверью и, стараясь не оглядываться, прибавил шагу.
Водитель несколько секунд, показавшихся ему вечностью, боролся с искушением, затем схватил рубль и стал вертеть его в руке, приговаривая: «Моя прелесть!.. Моя собственность!.. Мой рубличек!!!»
Толик шагал по Третьей транспортной улице и напевал: «А я… иду… шагаю по Москве… и я пройти ещё смогу…». Хочешь, не хочешь, смог-бы!
Деваться Толику было некуда, денег на проезд не осталось.
Но, и погода, и пустые карманы, и знакомые с пелёнок заборы, располагали к пению. Душа рвалась вверх вместе с трубами заводов «имени Баранова» и «Полёт», с двух сторон обнимавших улицу, в конце которой виднелся ещё и «Шинный Завод». Родные места!
Толик широко шагал, разинув рот и вдыхая ни с чем не сравнимые ароматы родины, больше всего похожие на протухшие куриные яйца.
Так мог пахнуть только продукт производства шинного завода.
Дорога как раз петляла между проходными этого завода и «Кордной фабрики», давая входящим в этот район, право выбора.
Проходные были двумя сущностями единого организма, ибо не могли существовать друг без друга. Вся продукция Кордной фабрики, до последнего метра корда, уходила на производство шин. Они были мужским и женским началами – Завод и Фабрика, как Рабочий и Колхозница, как Инь и Янь, как Ленин и ходоки, как Горбачёв и перестройка!
Толик шёл и ностальгировал по тем временам, в которые сейчас и угодил, где мог выбрать любую проходную, и «…Ту… заводскую…» и эту, фабричную, но пошёл тогда своим особым путём, в институт, чем родители очень гордились, ибо сами были «от сохи».
Они-то своей участи не миновали, отец, как мужчина, работал на заводе, мастером в строительном цехе, а мать, соответственно, через дорогу напротив, бухгалтером транспортного цеха.
Толик взглянул на часы, половина двенадцатого.
У мамы обед с 12 до 13 и она, за эти шестьдесят минут, всегда пробегала две остановки туда и обратно, но не просто пробегала, чтобы размять ноги, но и успевала накормить его с братом и кота жирного впридачу, а, если оставалось капелька времени, ухватить что-нибуть и себе.
Так как Толик свой обед спонсировал своей будущей жене, отдав на сохранение, то он расчитывал тоже попасть к обеденному столу, ибо организм начал расходовать Толиковы колории, которые он так бережно наращивал все последние сытые годы. Страна пухла на нефтедолларах, Толик на Зинкиных фирменных котлетках «по-бурятски»! А, так-как по утрам в Толика влезала, да и то со скрипом, только чашечка-другая крепкого кофе, то и получалось, что он не ел уже со вчерашнего вечера.
Когда были употреблены с большим аппетитом: салатик из свежих огурчиков и помидорчиков с редисочкой в подсолнечном масле, тефтельки из духовки с картофельным пюре и подливчиком с фирменным Зинкиным соусом, куда она высыпала все имеющиеся в доме приправы и специи, штук двадцать, и от этого он становился особенно вкусным и пикантным. Были ещё бутербродики с кетой, собственного Зинкиного посола, нежнейшие и вкуснейшие, которые Толик запросто мог оприходовать штук пять-шесть за один присест, не смотря на протесты жены, что слишком быстро убывают.
В этот вечер, в связи с тем, что Толику предстоял трехдневный рабочий марафон, была откупорена бутылочка Российского Шампанского, купленного в «МЕтро» и распробованного с пол года назад.«Брют», разлитый в фужеры на высоких ножках, красиво и с удовольствием ложился на благодатную почву. И, уже когда перекочевали в зал, к большому телевизору, но, главное к большому дивану, были съедены по две груши и надкусано яблоко. На большее сил не хватило.
На бананы, ни Толик, ни Зинка, даже не взглянули.
Но теперь Толик хотел есть.
Ему вспомнились пельмени «Русские» в бумажной пачке килограмового развеса, обычно слипшиеся в один комковой пельмень. Перед варкой из этой кучи нужно было выломать несколько штук, поддающихся ломке, а остальной комок бросался в кипящую воду целиком и, по мере оттаивания и варки, от него отлеплялись куски теста и фарша, все по отдельности. И здесь главное было уловить тонкий момент, когда эта субстанция проварилась до такой степени, что её можно было употребить в пищу.
Недоваришь, будешь лопать сырое липкое тесто и холодный мясной фарш. Переваришь хоть на минуту, и получай кашу с мясом!
Но, если всё время ложкой и шумовкой контролировать процесс и все, более-менее целые, но уже сварившиеся пельмешки выловить вовремя, да приправить перчиком, да добавить томатного соуса или лечо домашнего приготовления, ну или сметанки по вкусу, то это получится вовсе не продукт под названием «Пельмени Русские» по ГОСТ такой-то, а – песня!..Которая, как известно: «…и строить и жить помогает!..»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу