А. Гайсин - Любовница Иуды. Роман

Бабура присел к столу, налил в чистый стакан из другой бутылки и протянул гостю со словами:

– Откуда ж ты, друг любезный? Как звать-величать? Где корешки твои зарыты?

Гость не спеша попробовал новый напиток и одобрительно цокнул языком. На его землистых азиатских скулах выступил, пробившись сквозь густую щетину, слабый румянец, по слегка оттаявшим белкам растеклась маслянистая плёночка, на которой заиграли блики от черных свечей, горевших по всем углам. Он уверенно сел в кресло и расстегнул верхнюю пуговицу белой рубашки, вздувшейся на груди под измятым пиджаком, на крупно вылепленных губах воскресла извилистая усмешечка.

– Я же сказал: я – Иуда, сын Симона, из поселка Кериоф-Йарим, что на крайнем юге Иудеи, в дне пути от Хеврона. Был казначеем в общине Егошуа из Эль-Назирага, что в земле Завудоновой и Нафалимовой, на пути приморском, за Иорданом, в Галилее языческой. Теперь я в очень важной командировке. Заодно и на ваш вызов явился. Итак: зачем я вам понадобился?

Бородач с голым шишкастым черепом и пиратской повязкой на правом глазу резко подался грудью к краю заставленного стола, посверкивая хищным оком.

– Не валяй дурака, Венька! Мне ли не знать этой родинки на твоей шее и наколки на среднем пальце? В армии нам старшина её сварганил. У меня такая же… – Он поднял палец. – Вспомнил?

Гость поглядел с искренним любопытством на татуировку – бледно-синий крест на символической могиле – и нахмурился.

– Римская виселица? Я бы не позволил. Не понимаю, откуда это. Но точно знаю, что я Иуда из Кериофа. Вернее, был им. Вы меня путаете с кем-то.

– Тебя я ни с кем не спутаю, свидетель Иеговы! – Во рту бритоголового блеснула фикса, а в голосе послышались застарелые обиды и претензии.

– Значит, мы знакомы? – раздумчиво пробормотал гость, когда взгляды их скрестились: теперь и ему показалось, что он уже где-то встречался с этим гололобым цыганом в жгуче-красной муслиновой рубахе и с золотой серьгой в ухе.

– Перестаньте нервировать дорогого гостя! Я всё поняла. Перед нами действительно Иуда Искариот, наш собрат и учитель.… Разве ты не чуешь, Валет, что это не дух Вениамина, а дух посланника бездны, продолжателя великого дела Каина, Корея и Ахитофеля?! – Женщина театрально воздела полные руки к потолку, затейливо расписанному эротическими сценками из ночной жизни Эдема, и закатила под лоб черешневые косточки глаз. Кроваво-винные губы нервно задергались, тонкие крылья прямого носа плотоядно затрепетали – она бы с удовольствием упала сейчас в обморок, если б не боялась оплошать перед симпатичным гостем.

– Ты это о чём, Ираида? Екалэмэнэ! – Бабура проворно опрокинул в рот ещё стаканчик мутного голубоватого напитка. – Ежели о духе, то он и впрямь тяжёлый. Покойничком несёт, прямо спасу нет. – Атаман незаметно осоловел: его взъерошенная голова моталась от плеча к плечу, как перезревший подсолнух на ветру.

Бабура вытащил из заднего кармана галифе серебряный портсигар и долго выковыривал из-под тугой поперечной резинки папиросу, – она мялась и крошилась в непослушных пальцах.

Взгляд гостя нечаянно упал на внутреннюю сторону крышки портсигара, заклеенную цветной фотографией красивой улыбчивой девушки. Он вздрогнул и не поверил своим глазам. Только сейчас гость наконец понял, что время всё-таки существует, что оно забирает его так же плотно, как густое красное вино на пустой желудок.

Лицо на снимке было так ему дорого, что Иуда не заметил, как портсигар очутился в его дрожащих руках. Он даже рассердился на атамана, который стал громко возмущаться, требуя вернуть «подарок дедушки Мартына славного казака»…

– Ты чего, екалэмэнэ, пялишься на мою жинку? В чём дело? – наскакивал воинственно настроенный Бабура.

– Она ваша жена? Но ведь это вылитая Мария из Магдалы, дочь Мишманны, владельца маслобойни.… Это точно она! – восклицал в ответ пораженный гость.

– Чего-чего? Какая ещё Магдала? Это моя Машка, Маруся Залетнова. Она хоть и стерва, но я её люблю. И не позволю… Ишь, Магдала! Плевал я на неё с нашего кургана, екалэмэнэ! Моя Манька родом из деревни Протопоповки, что в тридцати верстах отсюда. И прошу не впутывать её в ваши иудейские древности. Связался я тут с вами… – Бабура, пошатываясь, встал, свирепо уставился на гостя и вдруг резко ударил кулаком по столу. – А может, ты один из её секретных хахалей? Тогда прощайся с жизнью. Где моя сабля? З-зар-р-ублю!

– Петруха, помоги дяденьке, – поморщился Валет.