Сергей Буркатовский - Вчера будет война

Мехвод – безлошадный из второй роты, сидящий за бывшими Давидовыми рычагами, плавно стронул махину танка с места и повел ее вдоль дороги. Впереди ухнуло еще несколько раз, взрывы перемежались треском. Точно, колонна. Ладно, комбат сам все слышит, сориентируется, что и как.

«Леша, наддай!» – Танк заревел громче, снег двумя фонтанами летел вперед из-под надгусеничных полок. Наводчик, судя по всему, тоже насторожился, башня плавно ходила вправо-влево, нащупывая угрозу. Рев дизеля перебили две пулеметные очереди, близко, километр-два. Затем комариным звоном прорезался вой насилуемого автомобильного мотора. «К бою! – Давид захлопнул люк, приник к перископу. – Наводить на поворот дороги, без команды не стрелять!»

Водитель сбавил ход, чтобы на ухабах не сбить прицел, танк буквально крался, если это слово вообще применимо к лишенной глушителя пятисотсильной машине.

Первой из-за поворота выскочила вымазанная известкой полуторка с выбитыми стеклами и рвущимся на ветру из кузова брезентом. Машину водило вправо-влево, как она держалась на дороге, было совершенно непонятно. За ней, всего метрах в двухстах, если считать вдоль колеи, показался серый сплюснутый нос. Немецкий полугусеничник поднимал снежные волны, прорезаемые очередями «МГ». «Ог-гонь!» – болванка вошла четко в двигатель, фрица развернуло боком, с бортов посыпались и прыснули в лес мышастые фигуры. Давид закинул в казенник последний оставшийся бронебойный, но стрелять не стал. Радист и наводчик поливали отползающих от загоревшегося гробика немцев в два «ДТ». Как будто сбитая выстрелом с траектории, полуторка вильнула и уткнулась носом в сугроб. Светлое пятно в черной на свету кабине качнулось вперед и пропало – водитель ткнулся лицом в руль.

«Давай к нему! На буксир!» – в два разворота мехвод подвел танк кормой к зарывшемуся в снег грузовику. Башня крутанулась на погоне, не упуская из поля зрения прицела подбитый БТР и поворот дороги.

«Следи!» – Давид ссыпался с башни, подхватил закрепленный на броне трос и по колено в снегу побежал к полуторке. Дизель постукивал на холостом, башенный пулемет посылал редкие очереди в сторону немцев, которые, впрочем, подавать признаки жизни отказывались напрочь. Давид зацепил один конец троса за серьгу на кормовом листе, с другим ринулся сквозь сугробы к грузовику. Что-то знакомое было в упавшем на руль лице водилы. Потом. Руками Давид расшвырял снег, накинув петлю на клыки. Подергал – нормально. Запрыгнул на руках в люк, не соединив еще ТПУ, извернулся и ткнул каблуком в плечо мехвода. Тот плавно потянул грузовик к своим. Башня продолжала смотреть назад, следя за поворотом – вряд ли немцы рассекали здесь в одиночестве.

Сто двадцать снарядов – по дюжине на каждый оставшийся танк. Величайшее, невообразимое сокровище – здесь и сейчас. Скидывая с борта в подставленные руки драгоценные ящики, Давид мельком бросил взгляд на лежащего на плащ-палатке водилу полуторки. Заостренное лицо было белым, оскаленный рот безобразил его черным провалом, особенно страшным на фоне покрытого копотью снега. «Кто-то знакомый, до боли знакомый – кто?!» – Мысль пришла и ушла, за явной несвоевременностью.

Давид с натугой потянул через борт очередной ящик. Радист с наводчиком подхватили его и потащили на опушку рощицы, где их ждал Лешка. Комбат уже стоял по пояс в башне. Встретился глазами с Давидом, махнул флажком, поторапливая, указывая на северо-запад, в сторону опушки, где в километре с небольшим, разворачиваясь по направлению к сгоревшей, но огрызающейся пока деревне, нежным, лакомым бортом к изголодавшимся пушкам «тридцатьчетверок», выползали немецкие танки.

… Генерал Хубе поднял руку. Одну. Оставалось надеяться, что иваны правильно поймут его жест. Русские танкисты и русские десантники обнималисъ среди закопченной брони. Он не смог проломить позиции большевиков и потерял почти все свои машины в результате внезапного флангового удара. Все было напрасно… Зря вермахт пошел в Россию, зря фюрер рвался к Москве, невзирая на осторожность, зря он, Хубе, лично возглавил атаку. Все было зря.

… Тяжелый паровоз стронул звякнувший буферами состав. Закрытые тентом самоходки поплыли мимо платформ, мимо водозаборной башни, мимо семафора. Зеленая улица открыта, к утру они будут в Конотопе. Маршрут, что называется, наезженный – сколько таких вот составов перетаскала лучшая паровозная бригада Харьковского депо за две недели – шесть или семь? Машинист сбился со счета, да это и неважно. Пускай начальство считает.