Валерий Елманов - Нам здесь жить

— Деваться и впрямь некуда, — нехотя согласился Улан. — Но давай хотя бы держаться строго вдоль оврага, чтобы не приближаться к болоту.

Он мрачно дослал патрон в патронник. Покосившись на снятый с карабина ремень Улан чуть поколебался, но после недолгого раздумья не стал цеплять его обратно, оставив в руке — мало ли. Оглянувшись по сторонам, он поднял с земли внушительного вида жердь, сунув ее другу, подставил плечо, чтобы было на что опереться с другой стороны и оба медленно двинулись вперед, стараясь держаться рядом с краем оврага.

Однако дым-туман продолжал надвигаться и вскоре друзья оказались внутри плотной белой пелены. Видимость в ней была не сказать чтоб вовсе нулевая, но дальше полуметра разглядеть впереди ничего не получалось. Приходилось постоянно проверять жердью, здесь ли овраг, чтоб и не отходить от него далеко, и не загреметь вниз. Да и само движение составляло немалый труд — на них словно вывалили сверху центнеры чего-то неимоверно тяжелого, и каждый шаг стоил огромных усилий.

К тому же Петра изрядно мутило. Противная тошнота подступала чуть ли не к самому горлу и складывалось впечатление, будто все его органы лихорадочно меняются местами: внутри все вздувалось, хрустело, лопалось, разрывалось на клочки и вновь срасталось. Подумалось, что это из-за ранения, но, вскользь бросив взгляд на Улана, подметил на его лице обильно выступившие бисеринки пота и пришел к выводу, что тому приходится не слаще.

Искры вокруг мелькали все чаще и чаще, притом в угрожающей близости от их лиц. И вдруг последовала яркая вспышка, сопровождаемая оглушительным хлопком. Отпрянув, друзья переглянулись.

— Ничего, ничего, — ободрил друга Улан. — Нам уже совсем немного осталось продержаться. Метров через сто овраг закончится и мы свернем в сторону, подальше отсюда, а там еще с километр и дядькина охотничья избушка. К тому же и туман, как я посмотрю, начинает рассеиваться.

Петр оглянулся по сторонам и молча кивнул, соглашаясь. Конечно, видимость пока все равно оставалась ни к черту, но конец их двухметровой жерди уже смутно различим. Самочувствие тоже улучшилось: незримая тяжесть свалилась с их плеч, да и тошнота полностью исчезла. Складывалось впечатление, что основные неприятности позади.

Он прищурился: впереди перед ними небольшим холмиком маячило нечто темное и мягкое. Протянув жердь вперед, Петр осторожно ткнул ею в холмик и недоуменно прокомментировал:

— Куча какая-то мягкая. Муравейник что ли?

— Здесь их не бывает, — отозвался Буланов. — Возле этого болота и птиц редко кто видел, и даже…

Договорить он не успел, поскольку Сангре еще раз ткнул жердью в кучу и та, еле видимая в пепельно-белом тумане, вдруг зашевелилась, недовольно заворчала и стала вырастать ввысь, превратившись в здоровенного медведя. Поднявшись во весь рост, он недобро рявкнул и хищно подавшись вперед, злобно оскалился, демонстрируя здоровенные клыки и обдавая друзей зловонным дыханием. Оба мгновенно, как по команде, шарахнулись назад, полетев на землю.

«А ведь мне и подняться не успеть, — как-то отстраненно подумал Петр. — Да и в любом случае со своей ногой от косолапого не удрать».

— Улан, беги! — отчаянно крикнул он поднимающемуся с земли другу. — Беги через овраг, я задержу!

Медведь тем временем угрожающе поднялся во весь рост, явно намереваясь наброситься на него. Сангре рявкнул в ответ, пытаясь показать, что он его не боится. Получилось плохо. Во всяком случае, топтыгина убедить не удалось. Тот торжествующе взревел и ринулся на лежащую добычу. Петр попытался увернуться, перекатившись в сторону, и чуть не взвыл от боли в ноге. Взревел и медведь. Правда, на сей раз в его рыке оказалось куда меньше торжества — скорее боль и ярость.

Петр оглянулся. Успевший вскочить на ноги Улан стоял, крепко держа в руках ту самую жердь, которой Сангре прощупывал дорогу и выронил при падении. Одним ее концом Буланов, словно копьем, упирался в топтыгина. Судя по яростному рыку, издаваемому медведем, острие «копья» уже вошло в его тело, но косолапый, угрожающе растопырив лапы, продолжал упрямо ломиться вперед, пытаясь схватить и порвать на клочки жалкое двуногое существо, осмелившееся причинить ему боль.

Петр торопливо оглянулся, высматривая карабин, выпущенный Уланом из рук во время падения, но не увидел его. Сангре даже застонал, расстроившись — СКС сейчас пришелся бы ох как кстати — но деваться некуда, следовало обходиться тем, что было.