Сергей Шхиян: Царская пленница

Этот вывод сам собой пришел мне в голову, хотя механика явления была совершенно непонятна. Я мог только предположить, что таинственный камень — не могильная плита, а какой-то генератор времени. Садясь на камень, я, вероятно, куда-то перемещаюсь, причем в непонятном направлении. Мне стало понастоящему интересно. Если мое предположение верно и плита — это «машина времени», то всю «чертовщину», с которой я сталкивался за последнее время, можно объяснить безо всякой мистики.

Новый поворот событий пробудил дух исследователя и первооткрывателя. Я перестал чувствовать себя подопытным кроликом и наивно посчитал, что начинаю контролировать ситуацию.

Первым делом, я принялся «изучать» плиту. Коченея в легкой одежде под холодным осенним дождем, очистил ее от мусора и мха, осмотрел и ощупал со всех сторон. Я тщательно ее рассмотрел и только что не попробовал на вкус. То, что она высечена из камня, а не искусственного происхождения, можно было считать почти доказанным.

С того момента, когда я увидел ее впервые, она постарела, из чего можно было предположить, что я продвинулся во времени вперед, а не назад. К сожалению, на этом мои «научные» изыскания застопорились. Больше никаких гениальных идей «генератор времени» не пробудил.

Когда исследование зашло в тупик, я почувствовал, что совсем промок и замерз. Следовало поменять холодную осень на теплую погоду, чтобы не простудиться. Я опять уселся на плиту, досчитал до десяти и спрыгнул, из опасения за свои зубы.

Теперь я оказался в «приличной», теплой осени, Согревшись на теплом ветерке, я даже снял сюртук и треуголку и повесил их сушиться на кусты. Опять попытался проанализировать ситуацию. Первая же здравая мысль, которая пришла в голову, так врезала по этой самой голове, что меня бросило в жар. Мысль была простая и конкретная: «А куда я, собственно, попал?»

Мне ничего другого не оставалось, как стукнуть себя по лбу кулаком и застонать от огорчения. Ситуация, в которой я оказался, была патовая. Все выглядело совершенно беспросветно. Было ясно, что я нахожусь в девятнадцатом веке (в двадцатом хоромину непременно спалят, превратят в склад или, что более вероятно, разворуют на дрова). У меня нет ни документов, ни денег (если ассигнации, лежащие в моем портмоне, отменила какая-нибудь реформа). Я одет в костюм восемнадцатого века и обретаюсь неизвестно в какой эпохе.

Что представляет собой эта чертова машина, — не знаю. Как она работает, также неизвестно. В какое время с ее помощью можно попасть, и есть ли у нее «задний ход», знает только она сама. Чтобы как-то определиться, куда я попал и, главное, могу попасть, нужно сделать экспериментальные перемещения. Для этого нужно засечь по секундомеру время нахождения на плите и сравнить со временем, на которое перемещусь. Скажем десять секунд — десять лет. Естественно, что точного времени сидения на плите, я пока не засекал и не запомнил, так что никакой системы проследить не сумею.

Мне оставалось экспериментировать до тех пор, пока не «забреду» в знакомые времена, если, конечно, не проскочу свою эпоху. Я подумал, сколько будет неприятностей, если вдруг я появлюсь «ниоткуда» на глазах у публики, во время борьбы с каким-нибудь «измом» или при обострении шпиономании и классовой борьбы…

Когда первый взрыв отчаянья прошел, я немного успокоился и решил, что не стоит так сразу паниковать. Тем более что у «генератора» оказалось одно хорошее качество: при перемещениях он не путался со временами года и даже часами. Представляю, что было бы, если бы я из начала сентября попал в февраль месяц, при тридцатиградусном морозе и высоком снежном покрове! Пока же все три скачка совпали с концом лета и вечерним временем. Это была обнадеживающая тенденция!

Короче, по здравому размышлению, я больше садиться на плиту не стал, а отправился на разведку. Следовало узнать, «какое нынче тысячелетье на дворе», и плясать от этого. Приблизительное время, проведенное на камне, я запомнил. Если скачки по времени «за секунду сидения на плите» получаются не очень большие, то за несколько опытных перебросок я сумею достаточно точно подсчитать, как вернуться если и не в свой год, то хотя бы в свое время. Для начала эксперимента не хватало малого: понять, в какой год я попал.

Ворота оказались распахнуты настежь и со скрипом покачивались на ветру. Я миновал их и остановился, всматриваясь в ночную темноту. Далеко, в стороне Троицка, светилось несколько далеких огоньков.