Сергей Шхиян - Турецкий ятаган

В этот момент меня осенила хорошая мысль:

— Тогда пускай Алена пока здесь поживет, а вы возвращайтесь в деревню и скажите, что здесь никого нет. А дня через два-три возвращайтесь. Может быть, к этому времени ее уже разыскивать перестанут.

— Как это поживет? — не понял тятя. — Одна?

— Конечно, что тут такого. Я бы помог, да сами видите, хвораю, мне лекаря искать нужно.

— Как же девчонке одной оставаться? — встревожился Арсений. — Мало ли что может случиться! Ты уж, Алексей, сколько помогал, и еще помоги, а я тебя своей благодарностью не оставлю!

— Да я бы всей душой, только у меня своих дел невпроворот, да и есть тут нечего, — с сожалением сказал я и для полной убедительности даже развел руками. — Мы на одной репе который день сидим. И лечиться мне нужно, я, почитай, с лавки еле встал.

— Дядя Алеша, останьтесь, — дрожащим голосом попросила девушка. — Мне одной страшно! Заставьте за себя Бога молить!

— И, правда, останьтесь, — присоединился к остальным Ванюша. — Пищу мы вам оставим. Куда вы с такими ранами пойдете! Не ровен час, не дойдете! А здесь Алена за вами присмотрит.

— Оно-то конечно, — задумчиво сказал я, не зная, на что решиться, — с одной стороны по совести надо, а с другой как бы чего не вышло.

— Оставайся! — взмолился Арсений. — Что тебе два дня!

— Лучше три, — сказал я. — Чтобы было надежнее. Только вы сразу сейчас и уезжайте, чтобы подозрений не было.

— Мы что, мы понимаем! — обрадовались моей сговорчивости гости. — Сейчас и поедем!

— Ладно, счастливого пути. Так через три дня я вас жду! А мне лечь нужно, а то я совсем силу потерял. Посплю, чуток может полегчает.

Гости намек поняли и., пока я вновь не начал артачиться, заспешили со сборами. Грустная, напуганная новым расставанием Алена пошла их провожать, а я спешно разделся и улегся на лавку. Вскоре зацокали о мерзлую землю копыта, а в дверях появилась коварная красавица.

— Ну, ты и придумал! — весело закричала она и, сбросив с себя одежду, нырнула ко мне под тулуп. — Я больше всего на свете боялась, что мы расстанемся. Неужели еще целых три дня мы будем вместе!

Сначала, пока были заняты губы, я ничего не отвечал, потом все-таки успел сказать:

— Я так по тебе соскучился! Думал, они никогда не уедут!

Больше на эту тему мы разговаривали. Следующие несколько часов мы обменивались только междометиями…

Правильно говорят: дуракам и влюбленным счастье. А так как мы были одновременно и теми, и другими, получилось, что нам повезло вдвойне. Во-первых, установилась теплая, солнечная погода, во-вторых, в те три дня, что мы жили страстями, нас никто не убил. Меня так захлестнули чувства, что я и думать забыл о какой-то осторожности. Алена тоже не проявляла никакого интереса к внешнему миру и вся сосредоточилась на наших отношениях.

Однако все в жизни когда-нибудь кончается, подошли к концу и наши пасторальные каникулы. В лихорадке торопливой любви и «взаимопроникновения», мы очень сблизились. Алена все больше удивляла меня своей непонятно откуда берущейся душевной глубиной и гибкостью. Мне было неясно, откуда у этой девочки, прожившей всю свою короткую жизнь во внутренних покоях строгого родительского дома, было так много внутренней свободы и независимости.

Первое впечатление о ней как о красивой, но заурядной простушке прошло довольно быстро. Теперь Алена порой даже пугала своими неожиданными, своеобразными, если не сказать парадоксальными суждениями о смысле жизни, религии, вере, человеческих отношениях. Впрочем, все это вполне органично соседствовало в ней с определенной наивностью, свойственной людям ее времени. Несмотря на то, что у меня уже давно прошло снисходительно-покровительственное отношение к людям прошлого, я все-таки считал, что кое в чем мы их интеллектуально обогнали.

Тем более удивительно, когда в самые неподходящие для талантливых людей эпохи удается столкнуться с такими, как моя нынешняя подруга, яркими, незаурядными личностями.

Время неумолимо приближало нашу разлуку. Мы старались обходить эту тему в разговорах, но оба остро чувствовали, что скоро наше короткое счастье кончится.

Наконец прошел и наш последний день, хитростью украденный у судьбы и обстоятельств. Напоследок, не жалея дров, я жарко натопил печь, и мы отдались теплому банному блаженству. Завершался последний вечер нашего сладострастного затворничества.

— Алена, не представляю, как мы будем жить дальше, — сказал я, когда мы отдыхали на нашей ставшей родной лавке.