Сергей Шхиян - Гиблое место

— Вечор сказывали, — вмешался в общий разговор доселе молчавший сотрапезник, — казаки по всей округе рыщут, своего обидчика разыскивают. Награду обещали тому, кто укажет.

— Верь им больше, — весомо сказал любознательный мужик, — воровской они народ, поблызжут, да обманут.

— Это так, — в два голоса согласились собеседники, — зело лукавы черкасы, не то, что русский человек.

— Это точно, все они лукавы: и крымцы, и ногайцы, и казаки, только русский человек прост и добросердечен!

— Не скажи, — перебил его хозяин, сидящий в стороне на лавке, — и русский человек разен бывает. Иной сам брагу пьет, а доброго человека не угостит, всяк русский человек бывает, — со значением повторил он.

Намек был прозрачен, но, тем не менее, не понят.

— Допиваем, что ли, да на полати, завтра вставать рано, — сказал один из гостей, щедро разливая остатки браги по кружкам. О нас с хозяином он не вспомнил.

Гости подняли свои берестяные емкости и, чинно поклонившись друг другу, выпили. После чего, перекрестившись на образа, тотчас отправились спать на гостевые полати. Мы с хозяином молча посидели еще минут десять каждый на своем месте и тоже отправились отдыхать.

Изба была черной с печью без трубы, что было типично для этого времени. Вместо трубы под потолком находилось «волоковое» окошко, через которое выходил дым от очага. Сейчас оно были закрыто, и потому дух в горнице был тяжелый.

Я устроился на указанном хозяином месте, но сразу уснуть не удалось. Лавка была корявая, сколочена из грубо вытесанных досок, застеленных рогожей. Лежать было жестко и неудобно, Как обычно бывало, когда меня доставали бытовые трудности, я принимался ругать себя за авантюризм. Соседи уже давно храпели на разные голоса, а я все ворочался с боку на бок.

Какую реальную угрозу представляют для меня казачьи ватаги, рыщущие по округе, я не знал. В лицо меня знали многие, все, с кем встречался на том берегу Оки. Правда, я как мог, изменил внешность, но не очень надеялся, что сумею их этим перехитрить.

Для того, чтобы на следующий день быть в норме, мне нужно было выспаться, но сон же все не шел, в голове как видеофильм прокручивалась недавняя сцена боя с пьяными казаками. Ссора глупая и ненужная, но кончившаяся почти случайным «усекновением» головы есаула Свиста. Я постарался отвлечься и думать о чем-то более приятном. Мысли начали путаться и я задремал. Однако тут же явственно увидел, как человеческая голова катится по грязной земле. Меня подбросило, как пружиной, и я проснулся. Рядом, так, что можно было дотянуться рукой, слышалась возня.

— Слышь, Алексашка, слышь, чего я тебе говорю, давай просыпайся, просыпайся, — требовал напористым шепотом какой-то человек.

Невидимый «Алексашка» перестал храпеть, звучно зевнули пробормотал что-то неразборчивое.

— Проснись, Алексашка, — опять занудил тот же голос.

— Ну, чего тебе? — нрдовольно спросил Алексашка сонным голосом. — Пора вставать?

— Вставай, милый, вставай, нам почирикать надо. Выйдем на воздух, там и почирикаем.

— Не хочу, холодно, говори здесь.

— Ладно, коли так. Ты к Угличевскому вору присмотрелся?

— Ну. Ты меня только за тем разбудил?

— Не нукай, не запрягал. Сдается мне, что это его казаки ищут.

— А нам-то что за дело?

— Награду же обещают.

— Будет тебе от черкасов награда, в мошне не унесешь, — сердито сказал Алексашка. — Спи давай.

— Нет, ты меня, малый, послушай, если даже награду не получим, то от тех татей послабление будет. Давай, пока он спит, свяжем его, а там видно будет. Утро вечера мудренее. У него, говорят, денег не считано, — продолжал смущать Алексашку невидимый соблазнитель.

Мне этот разговор совсем не понравился. Торговцев было четверо, и у них у всех были ножи. Начнись драка, пырнут в темноте и тесноте, и вся недолга. У меня было только два сомнительных преимущества, я был один, и любой нападавший был для меня врагом, и, второе, я вовремя проснулся.

Стараясь не шуршать одеждой, я повернулся на бок и нащупал лежащий вдоль стены ятаган. Однако достать оружие не успел. Снаружи в двери загрохотали кулаком. Храп спящих людей, как по команде, прекратился. Время было опасное, мало ли что могло случиться.

Стук повторился. Все по-прежнему лежали на своих местах, никто не спешил встать, отворить двери и узнать, кто сюда ломится.

— Эй, православные, есть кто живой! — раздался с улицы громкий, можно даже сказать, трубный голос. — Впустите слугу Господа!

— Кого это еще несет нелегкая, — недовольно сказал хозяин, но встал и, разворошив угли в очаге, зажег лучину. — Иду, иду! — крикнул он нетерпеливому гостю, продолжавшему стучать кулаком в дверь. — Ишь, господний слуга, свалился на голову.