— А мы по домам, — ответил за оставшихся рассудительный Крот, — нам казачить да разбойничать не по-христиански.
Все уже сидели в седлах и осталось только разъехаться. Однако вбитая с младых ногтей привычка подчиняться была столь сильна, что никто без разрешения не осмеливался начать действовать. Я не знал, что лучше для этих парней, вернуться в зависимое, крепостное состояние или проявить инициативу и пуститься в бурное, как говорится, житейское море без руля и без ветрил.
— Ну, что же, у каждого своя судьба. Бог вам в помощь, — только и сказал я.
Распад команды создавал нам с Мининым определенные трудности по части транспортировки казачьего сундука, но теперь, когда мы оставались вдвоем, можно было разобраться с его содержимым и перегрузить ценности, если таковые там окажутся, в более подходящую тару.
— Прощайте всем, — поклонился честной компании Ефим и со своими сторонниками, не оглядываясь, направился в объезд подворья к лесу.
Крайний, не произнеся ни слова, молча поклонился и ускакал в противоположном направлении. Остались только мы с Мининым и идейные хлебопашцы.
— Ну, и нам пора, — сказал Крот, ставший неожиданно для себя лидером группы, — прощайте и спасибо за все. Не поминайте лихом!
— Прощайте, — ответили мы с Кузьмой.
Перед расставанием я посоветовал волонтерам не выезжать на большие дороги и пробираться проселками.
— И к себе в деревню пока не показывайтесь — переловят стрельцы, — добавил Минин.
Крестьяне уехали, и мы остались вдвоем.
— Вскроем сундук? — предложил я.
Весил этот хранитель казачьих тайн килограммов шестьдесят. Упаковали его капитально и залепили так, чтобы в него не попала вода.
— Неужто здесь столько золота? — нетерпеливо спросил народный герой, — это какие же деньжища! Царская казна!
— Посмотрим. Принеси топор, он в сарае.
Сбить навесной замок было нетрудно, сложнее оказалось поднять приваренную какой-то замазкой крышку. Пока я возился, пытаясь загнать толстое лезвие «топорно» выкованного топора в щель, на хутор неожиданно вернулся Кнут.
— Ты зачем здесь? — спросил его Минин.
— Дяденька боярин, можно, я при тебе останусь? — обратился ко мне подросток.
— Ты же домой уехал.
— Нет у меня дома. Тятя с мамкой померши, а я у чужих людей в приемышах живу. А деньги у меня наши отобрали. Дозволь, батюшка боярин, тебе служить.
Парнишка был хороший, услужливый и трогательно наивный. Отсылать его одного в деревню было бесчеловечно, да вряд ли сумеет благополучно туда доехать: либо убьют дорогой, либо заберут в холопы. Мне же помощник мог понадобиться.
— Ладно, пока останься, там видно будет, — решил я.
Наконец крышка сундука поддалась усилиям и открылась. Никаких россыпей золота и драгоценных камней в сундуке не оказалось. Он был доверху набит бумажными свитками.
— Это еще что такое? — удивился я, беря лежащий сверху трактат.
— Немецкая бумага, — уважительно сказал Минин, — ишь, сколько ее тут, поди, больших денег стоит!
— Я не про то, что зто за рукописи?
— Давай, прочту, — предложил Кузьма.
— Сам могу, — ответил я и начал читать вслух начало первого свитка:
«Люди Московские, вы клялися отцу моему не изменять его детям и потомству во веки веков, но взяли Годунова в цари. Не упрекаю вас: вы думали, что Борис умертвил меня в летах младенческих; не знали вы его лукавства и не смели противиться человеку, который уже самовластвовал и в царствование Феодора Иоанновича, — жаловал и казнил, кого хотел…»
— Это что еще такое? — удивленно спросил Минин.
— Подметное письмо Лжедмитрия.
— Кого? — не понял Кузьма.
— Есть такой человек, выдает себя за царевича Дмитрия. Неужели не слышал?
— Были разговоры, что царевич чудесным образом спасся. А вот писанное на бумаге, вижу впервой.
Я отложил исторический документ в сторону и вытащил следующий. Текст был тот же. Остальные бумаги были копиями этого же письма.
— Интересно, зачем казаки спрятали письма, — удивился я, — тоже мне ценность!
— Может быть, от народа хотели скрыть правду?
— Про Лжедмитрия? Тогда куда проще было сжечь. Нет, здесь что-то другое. Тем более, что они поддерживают самозванца.
— А ты что, не веришь в чудесное спасения царевича?
— Нет.
— А я слышал, что Дмитрий истинный царевич.
— Ладно, слышал, так слышал, что будем с письмами делать?
— Давай назад закопаем?
— Зачем? Казаки погибли, место это никто не знает, некому будет раскапывать. Лучше сожжем, и все дела.
Читать дальше