Анатолий Дроздов: Реваншист

— Сергей!

Ко мне шагнула стройная девушка. Овальное лицо, точеный носик, карие глаза. Темно-каштановые волосы, стрижка «каре». Хороша, чертовка!.. Мать! Я едва не выругался. Это ж надо было забыть! Передо мной стояла Галя, моя первая жена. Через полгода мы поженимся, через три месяца разбежимся. Вернее, убежит она. Стать женой прапорщика ей покажется перспективнее, чем начинающего писателя. Он, то ли пробьется в литературу, то ли нет, а с прапорщиком надежнее. Сытнее. Через четверть века мы встретимся. Я забегу в пригородный магазин, и увижу ее за прилавком. Рано постаревшую, с железными зубами во рту. Мы узнаем друг друга. Я замечу ее оценивающий взгляд. Дорогой костюм, модные туфли, швейцарские часы на руке. К магазину я подъехал на «мерседесе». Тот был служебным, но она этого не знала. Я направлялся на переговоры с инвестором, а тот жил за городом. Автомобиль через огромное стекло магазина она явно увидела. С Галей мы обменялись парой фраз. Говорить было не о чем: прошлое сгорело. Я купил, что мне требовалось, и ушел. О встрече скоро забыл. Эта женщина меня более не интересовала.

Здесь я буду страдать. Запью, начну курить. От последней привычки не избавлюсь никогда. Ну, и на фиг мне такое счастье?

— Привет! — выдавил я.

— Говорят, ты попал в больницу, — сказала она, глянув на мой лоб.

А то не знаешь! Галя, как и я, работает в прессовом корпусе. Смена у нее другая, но весть донесли. Такие новости расходятся мгновенно. Однако в больницу она не пришла. Мастер прибежал, а возлюбленная не спешила. И сегодня выбралась к вечеру. Наверное, гладила, стирала, наводила красоту. А Сергей? Он никуда не денется…

— Как ты себя чувствуешь?

Вопрос дежурный. Мое самочувствие ее волнует, как зайца интернет. И как я этого ранее не замечал?

— Спасибо, хорошо.

— Погуляем?

В глазах Гали читается предвкушение. Сейчас тип с пластырем на лбу обрадуется и побежит за кошельком. Отведет ее в кино, купит мороженое… Вечер нужно провести с пользой. Счас! Только шнурки поглажу.

— Извини, занят.

Вахтер и дежурные насторожили уши. Скандальчик. Отказали самой красивой девушке общежития. Теперь будут перетирать.

— И чем же? — язвительно спрашивает Галя. Лицо насупленное, глаза злые. Не привыкла к такому. А придется…

— Лечусь. Всего доброго.

Разворот — и к лестнице. Отношения нужно рвать, как бинт с раны — резко и без жалости. Тогда не так больно. Гале это только на пользу. Возможно, найдет себе лейтенанта, а не прапорщика. Тот, как мне рассказывали, ее бил…

В воскресенье я дисциплинированно вернулся в больницу, а в понедельник меня выписали — состояние больного не вызывало у врачей тревоги. Еще неделя амбулаторного лечения, и я вернулся в прессовый корпус. Там написал объяснительную, изложив в ней придуманную самим же легенду. Мастер ходил довольный — от него отстали. На щитке шлифовального станка нашлась вмятина (интересно, чем делали?), так что версия прокатила. Виновным назначили пуансон. Проверка показала, что тот перекален. В термическом цехе кому-то объявили выговор. И поделом — нефиг халтурить. Парни с участка мне подмигивали и пожимали руку. Мамая у нас любят — хороший мужик. Что зря наказывать?

Дни потянулись скучные. Я работал, приходил в общежитие, ел и снова работал — уже за столом. Засиживался за полночь. Придя со второй смены, вскакивал в семь и садился писать. В 2000-е от такого темпа я бы загнулся. Здесь — хоть бы хны. Юность — сил полно. Пару раз Коля вытянул меня на футбол, но в последующем я отказывался. Коля поначалу обиделся, но после махнул рукой. Пусть пишет, контуженный!

Сосед у меня хороший. Если не играет в футбол, то отирается в женском корпусе. Коля — завидный жених. Высокий, стройный, красивый. В институте учится… Девчата вьются возле него, как мошкара. Стоит Коле прийти со смены, как его утаскивают в женский корпус. Там кормят, поят, ну, и ласкают, наверное. Подробностей не знаю — Коля не делится. Только улыбается, как кот, съевший сметану…

Ночевать Коля приходит домой. Здесь с этим строго. Ночь в женском корпусе грозит неприятностями. Случай зафиксируют, после чего потребуют жениться. Откажешь — пойдут жаловаться в профком, в комитет комсомола. Дескать, поматросил и бросил. Уволить не уволят, конечно, но из института выпрут. Распутным не место среди строителей коммунизма. Моральный Кодекс, ёпть!

Девчонки не оставляют попыток уложить Колю в постель, поэтому, зазвав в гости, поят вусмерть. Не раз, выйдя в коридор, я заставал соседа в живописном состоянии. Цепляясь за стенку, он полз к комнате. Увидев меня, махал рукой и улыбался. Дескать, все нормально, корабль держит курс в гавань. А то, что говорить не может — ерунда. Я подхватывал обмякшее тело, буксировал к койке, где укладывал и раздевал. Сам Коля сделать это был уже не в состоянии. Страшная вещь — женская любовь!