Наталья Резанова - Явление хозяев

После краткого перерыва настал черед защиты.

– Милостивые судьи, – начал Сальвидиен, – относительно первых показаний, каковые здесь зачитали, я не собираюсь требовать перерыва заседания, чтобы выставить своих свидетелей. Да этого, как вы сами увидите, и не нужно. Более того, скажу я вам – вовсе я не сомневаюсь, что Марий Апикат – законный сын благородных родителей, что он гражданин прекрасной Ареты, и даже вполне допускаю, что он, гонимый непогодой, испросил приюта в Гортинах, и видел там, нечто подобное тому, о чем было рассказано. Но кто даст ответ – почему мы не зрим здесь этого многообещающего и законопослушного юношу? Почему он дает показания не лично, а через посредников? Может быть, он неожиданно был вызван по делам семьи в отдаленные края – в Миср, а то и в самую Столицу? Или тяжкая болезнь приковала его к одру и помешала явиться в суд? Я отвечу вам, милостивые и разумные судьи – Марий Апикат не покидал Ареты. Но болезнь его все же поразила – та самая болезнь, что заставляет его с самого утра таскаться по тем низким заведениям, где режутся в кости и забавляются петушиными и собачьими боями! Он наверное, и сейчас там находится, просаживая те деньги, что заплатил ему Евтидем, ибо помянутые благородные родители давно уже перестали выделять ему содержание, опасаясь, что он спустит все , что поколения его предков рачительно сберегали. Отчего же так, скажете вы – можно было и деньги взять и в суд явиться. На что я вам отвечу: не было у Мария Апиката иного выхода, кроме как изложить рассказ свой письменно, потому как письму вопросов не задают, а если задают, оно молчит. А иначе пришлось бы Апикату на многие вопросы ответить. Откуда, судьи, он знал, что перья, сваленные в пристрое, предназначались для волхования? Кто ему это разъяснил? Откуда ему вообще известно, какие приспособления для волхования потребны? Я вот ни в чем таком не сведущ, хотя и учился много лет, и мудрецов слушал со внманием. Да и вряд ли кто в этом зале – и судьи, и внимающие им граждане Ареты, в подобных материях разбираются, ибо тот, кто не связан со злым колдовством, в нем и не смыслит. Но это еще не все. Если Апиката пригласили в Гортины переждать непогоду, то почему он шатался по пристройкам? Разве это пристало сыну почтенных родителей – если у него нет дурного на уме? И – наконец – нам говорят, что это случилось некоторое время назад. Почему же Марий Апикат не сразу заявил о преступных следах в имении, пока их не уничтожили? Да потому что и заявлять было не о чем. В пристрое слуги резали, ощипывали и палили на огне домашнюю птицу – вот откуда пятна крови, пепел и перья. И не подумайте, будто Марий Апикат сам этого не понимал. Понимал отлично, поэтому и предпочел лучше выказать неуважение к суду, чем выглядеть в глазах уважаемого собрания полным дураком. Дураком он, конечно, и так предстал – когда прельстился на посулы Евтидема. Но кто же он такой, этот Апроний Евтидем, этот суровый поборник нравственности и гонитель нечестивцев, новый Порцелл Магн, коему впору носить шерстяную тунику на голое тело и железные перстни вместо золотых? Есть среди нас и такой человек, что может высокому суду поведать об этом. И человек сей не бродяга залетный, не раб, не отпущенник, цепи и ошейник ранее носивший, а ныне в золото облаченный, а уважаемый купец, один из тех, трудами которых благополучие Ареты умножается.

Кожевник Ламприск с улицы Быка-Небожителя, которого так блестяще аттестовали, поднялся с места. При этом ни Евтидем, ни Опилл не выказали никакого беспокойства. По всей вероятности, Евтидем даже не видел его никогда, или видел подростком, а сейчас перед судьями стоял коренастый мужчина с квадратной бородой и блестящей загорелой лысиной. Он назвал суду свое имя, и подтвердил, что является полноправным гражданином Ареты.

– Но родился ты не в Арете?

– Да, уважаемый. Я родом из Береникеи.

Судьи восприняли это заявление вполне безразлично. Но Евтидем нагнулся и что-то прошептал Опиллу на ухо. Тот вскочил.

– Почтеннейший Демохар! Почтенный суд не должен внимать этому простолюдину! Он не может сказать ничего, проясняющего дела!

– Откуда ты знаешь, что он скажет, а что нет? – проворчал Демохар. – Мы еще вообще ничего не услышали. Продолжай, добрый Ламприск.

– Ты знал в Береникее истца Апрония Евтидема? – перехватил инициативу Сальвидиен.

– Я все его семейство знал. Родитель мой тоже кожами торговал, и был поставщиком у почтенного Квинтилия Евтидема – это, значит, отца Апрония Евтидема. Уважаемый был человек, благочестивый, строгих нравов. Его чуть удар не хватил, когда это случилось.